Паргоронские байки. Том 3

Сабля невнятно забормотала, от нее пошли давящие на разум шепотки. Отряхиваясь от чар проклятого клинка, Жюдаф торопливо спросил:

— Что же случилось? Почему ее убили?

— Тьянгерии было мало смертных в ее крысиной клетке. Она решила посмотреть, как долго протянут здесь высшие демоны. Она взяла по одной от каждого рода — гохеррима, бушука, ларитру, кэ-миало, гхьетшедария, вайли… только кульмината не было в этой башне. Даже Тьянгерия не сумела запихнуть сюда кульмината.

— Они все погибли?

— Да. Первой умерла вайли. Второй — бушучка. Третьим погиб кэ-миало. Четвертой была гхьетшедарийка. А потом были мы с Сардовадиной…

— А ларитра?

— Наверное, тоже потом умерла. Но этого я уже не видела. Тьянгерия повесила меня на стену. Меня с тех пор несколько раз находили смертные… но они меня почти не слышали. Пользовались, как обычным куском острого железа. Неумело. Безыскусно. Я пыталась до них докричаться, но…

Жюдаф коснулся рукояти.

— А если тебя возьму я? — спросил он. — Ты попытаешься подчинить мой разум?

— Нет… да!.. нет!..

В данном случае не было какого-то истинного или потаенного ответа. Сабля была просто сама не уверена. Гохерримские клинки — клинки проклятые, и в чужих руках даже помимо воли начинают сводить с ума. Поэтому после смерти владельцев их никому и не передают — просто вешают куда-нибудь на стену.

Это Жюдафу рассказала сабля, пока он нес ее на плече. По зрелому размышлению детектив взял ее с собой, но решил не использовать без крайней нужды. И не переставал вести с ней диалог, пытался наладить хорошие отношения.

Иногда гохерримский клинок может проникнуться симпатией и к смертному. Кому-то, схожему духом с его прежним владельцем. Жюдаф не рассчитывал, что в нем есть что-то похожее на гохеррима, но сейчас у него с этой саблей общие цели. К тому же она изголодалась по общению, а уж это Жюдаф дать ей мог.

— Ты ведь можешь убивать демонов, верно? — спросил он.

— В руках смертного — только низших, — с сожалением сказала Разящая Мглу. — А Тьянгерию не сумела бы и раньше. Я все-таки не Длань Карающая…

— Длань Карающая?..

— Так зовут топор Бракиозора. Он умеет убивать даже демолордов. Но тоже только в руках своего гохеррима.

Жаль. Но оружие, способное убивать хотя бы низших демонов — это уже неплохо. Других в этой башне скорее всего и нет. Даже этот Ходок Стен… вряд ли он из высших.

— К нам идет один… — сказала сабля. — Голодный…

Жюдаф и сам уже слышал. Приглушенное шлепанье, как будто мокрые шаги. И неразборчивое бормотание.

— Я тоже голодная… — с надеждой сказала сабля.

— Я плохой фехтовальщик, — с сожалением произнес Жюдаф. — К тому же ты скорее для кавалериста… который намного выше меня.

— Ты слишком мелкий, — с обидой сказала сабля. — Не моя в том вина. Просто вытащи меня из ножен и убей его!

— Уже пытаешься меня подчинить? — усмехнулся Жюдаф.

Он бросил быстрый взгляд на исписанную кровью тетрадь. Спальня недалеко. Шаги приближаются, но он должен успеть. Скорее всего, это та тощая тварь с зубами-иглами — если выждать пару часов, она забудет о нем и уйдет.

— Я помогу тебе! — взмолилась сабля. — Я помню приемы! Просто вытащи меня из ножен и направь в цель — а я сделаю остальное!

— Ты стала слишком одержима этим желанием, — укорил ее Жюдаф.

— Сардовадина бы сказала так же… — вздохнула Разящая Мглу. — Гохеррим должен быть сдержан… но я сабля, смертный! Я клинок! Я существую, чтобы рассекать плоть!

— Подождем более удачного случая, — пообещал Жюдаф, переступая порог спальни. — Моя основная задача — выжить, а не погибнуть, пытаясь перебить все население башни.

— Со мной ты не погибнешь!

Жюдаф ничего не ответил. Он мог бы напомнить, что хозяйка сабли еще как погибла, но решил пощадить чувства клинка. Даже обычному оружию больно слышать, что оно не сумело защитить владельца, а уж гохерримскому-то клинку…

— Ого, его безумие прогрессирует, — крякнул Бельзедор. — Он уже чувства вещей щадит.

— У вещей тоже есть чувства, — возразил Дегатти. — Я брал факультативы в Субрегуле. С саблями, конечно, разговаривать не умею, но все равно… ты не представляешь, какая тоска исходит иногда от какого-нибудь старого дивана, который всю жизнь служил людям, а его просто выбрасывают на помойку…

В этой спальне Жюдаф провел почти сутки. Пищи и воды у него хватало, так что он сделал паузу. Размышлял, общался с саблей, а потом все-таки рискнул извлечь ее из ножен.

Почти сразу почувствовал волну скверны, омывшую разум. Гохерримский клинок мгновенно начал влиять на смертного — даже без злого умысла, непроизвольно. Проклятые предметы иначе не могут.