Паргоронские байки. Том 4

Ее ладонь дернулась – и прокатились игральные кости. Теперь настоящие… очень, очень настоящие. Даже боги и титаны не выглядели настолько настоящими, как эти кости.

Поймала их на лету Просперина – и сомкнула ладонь.

– Последний вопрос, – сказала она, не разжимая пальцев. – Ты хочешь его задать.

– У меня их много, но задам один, – сказал Экольген. – Отчего вы возомнили себя вправе решать? Кто дал вам власть над судьбой мироздания и нас, его обитателей? Как вы смеете править вселенной, будучи… собой?

– Это не один вопрос, – покачала головой Просперина. – Но вопросов всегда больше, чем ответов. Нам дали эту власть сами обитатели – смертные и бессмертные. Мы не пришли откуда-то извне – мы и есть вы. В нас воплощаются движущие силы мироздания и внутренний мир целых народов, но собой мы тоже быть не перестаем. В этом наша сила – в этом и наша слабость. Мы не идеальны – и за это вы нас ненавидите. Трудно простить святыням несовершенство. Так хочется, чтобы святыня исправила мир и нас самих. Но мы – это вы. И других богов у вас нет.

Ладонь Просперины разомкнулась – и засияли на них две игральные кости. Единица и двойка – «край пропасти». Почти худшая из комбинаций.

– Ты был взвешен, – прозвучали слова.

Пылали небеса и сверкали молнии, когда погиб Экольген Горевестник. Он провидел будущее на одиннадцать тысяч лет вперед – но все это были лишь тени на стене. Блики и силуэты.

В последнее мгновение жизни он изрек последнее пророчество. Но его не услышал никто, кроме Просперины.

Рядом возникли Цидзуй и Херем. Что Вечно Молчащий, что Пустынник – не из тех, кто любит поболтать. Они лишь обменялись с Проспериной взглядами – и втроем переместились к двум фигурам, замершим в напряженном противоборстве.

Третий день уж Аэтернус удерживал Космодана – и третий день длилась битва богов и титанов. Тысячи облац были развеяны, тысячи чертогов разрушены, в руины обратился небесный град Гиалис, трещины появились на Облачной Вершине. От пятидесяти тысяч титанов осталось меньше двадцати – но и бессчетные небожители ушли в Свет, исчезли в бхавачакре без надежды вновь воплотиться в Сальване. Поредели ряды эйнхериев, поредели ряды алайсиаг. Многие сгинули и среди духов мирных, не умеющих причинять боль.

Но битва заканчивалась, было видно. Одиннадцать богов ее покинули, но четырнадцать остались – а кто остался из сильнейших титанов? Рузульвет, да Медеор, да Эвмея, да Аэтернус еще, что продолжает сдавливать Космодана. Хватает его титановой силы, чтобы полностью блокировать владыку богов – но только на это и хватает.

И то уже… иссякать начал древний титан. Всякому существу свой предел положен. Воздух дрожит вокруг Космодана и Аэтернуса, сама реальность комкается. Никто не смеет приблизиться – даже другие боги. Невообразимые энергии полыхают здесь, и сама Кромка угрожает лопнуть, выплеснуть в Сальван бездну Хаоса, разрушить окружающие миры.

Быть может, даже и порадовало бы это титанов. Не нужен им Хаос, но и не бегут они от него. Но богам такого не желалось – и потому оставили битву Цидзуй, Херем и Просперина. Обратились к тому, что по ту сторону Упорядоченного, к Хаосу. Принялись стабилизировать реальность, сшивать Кромку здесь и в соседних мирах. Не стало им дела до пролития крови.

Цельность мироздания – вот что важнее всего. В этом предназначение богов, а не в пустых сварах.

Вовремя они этим занялись. Перемог наконец Космодан Аэтернуса. Разбил его алмазные доспехи, проломил абсолютную защиту. Вырвался, ударил всей немыслимой мощью, грянул той же молнией, что убила Агапета… и рухнул Аэтернус. Повалился почти замертво – обожженный и опаленный.

Ан выжил. Выносливый из выносливых, крепкий из крепких – пережил Аэтернус то, что убило его отца. Рухнул колосс, рухнул Неразрушимый – но остался жив. Свалился с Грухтахена в Блаженный Океан, пролетел сквозь чистую воду, пролетел сквозь нижнее полушарие Сальвана… и сквозь Кромку пролетел тоже.

Сбросил его с небес Космодан, вышвырнул обратно на Камень… и снова захлестнуло континенты цунами.

Теперь окончательно обречены стали титаны. Многое они разрушили и многих повергли – но не удалось им одолеть Сальван, не удалось взять верх над богами. Не хватило всей их титановой силы на такое. Из пятидесяти тысяч титанов уцелело едва пятнадцать, да и то многие ранены, едва на ногах держатся.

Но продолжали они сражаться. Продолжали рваться в бой, не видя давно никакой надежды.

Титаны не сдаются. Даже когда дело проиграно, когда нет больше никаких шансов – титаны не отступят. Они разобьют лбы о стену, они полягут все до единого – но поражения не признают.

Титана можно убить, но нельзя остановить.

Лучше всех это знал Медеор. Единственный из титанов, он не только не участвовал в сражении, но и пытался его остановить. Убеждал, увещевал, взывал к здравомыслию. Но не слушали его сородичи – не слушали и сальванцы. Продолжали убивать друг друга, продолжали обрывать жизненные нити – и каждый такой обрыв отзывался болью в груди Медеора.