Паргоронские байки. Том 4

Он предотвращал каждую гибель, которую успевал. Словно белоснежный сгусток света, он переносился туда и сюда, оказывался везде, где получалось, и если билось еще сердце, если слышалось еще дыхание, если просто сидела еще душа в теле – возвращал Медеор к жизни. Его титанова сила не годится, чтобы крушить горы и сражаться с чудовищами, но много ли проку в том, чтобы крушить горы и сражаться с чудовищами?

Не видел в этом проку Медеор.

Увы, не всегда ему удавалось. Сложно исцелить духа… ранить тоже очень сложно, но если уж сумел кто – то исцелить еще сложнее. Они ведь в большинстве своем… ну, духи. Воплощенные, просветленные, обретшие новые тела и жизни… но все равно духи. Трудно вред им причинить, трудно ранить, особенно трудно убить, а если кто и погиб – то обычно лишь чтобы вновь воскреснуть в сальванских чертогах.

Но и их существование возможно прекращать, возможно отправлять на перерождение – и лучше всех такое могут другие бессмертные. Удары титанов разрушали все оболочки, крушили бессмертное начало, наносили такие же раны, что наносит адамант… разве что не окончательные. Исцелимые, заживающие.

И живых становилось все меньше. Все больше становилось мертвых. Погибали все новые друзья Медеора, погибла и жена его, Зветламена Справедливая. Торжествовал на своем костяном троне Савроморт.

Единственный бог, с которым Медеор охотно бы сразился.

Но не было его здесь. Были иные боги – Космодан, Марекс, Солара… и Энзирис. Бог войны поднял меч, что разрушает города, – и указал на последнего из сильнейших титанов. Рузульвет, чей жребий – нести освобождение, вскинул секиру, что разобьет любую цепь.

Словно молния сверкнула между ними! Молния последнего удара, молния-предвестник! Гнев богов, гнев титанов – столько ненависти пылало, что мир угрожал рассыпаться!

Сейчас убьет Рузульвета Энзирис, сейчас убьет Энзириса Рузульвет!

Их разделяли добрых двести вспашек – огромное расстояние, пешком и в три дня не пройдешь. Не заметили его Энзирис и Рузульвет, за считаные секунды промчались.

Между ними парили целых три облаца – с чертогом, с садом, с монументом. Не заметили их Энзирис и Рузульвет, разметали в клочья.

И когда столкнулись они, когда встретились меч и секира… о, две кометы с меньшей силой сталкиваются! Энергия хлынула волнами, кольцом… дикая, безумная энергия!..

Но как воин Рузульвет мало уступал Энзирису – и ударил так же точно, так же мощно. Лезвие с лезвием сошлись, клинок с клинком сомкнулся… и раскололись оба!

Вдребезги разлетелся меч бога войны. Брызнули во все стороны осколки, посекли кого-то из ургонов, из небесных ткачей-йокуров – но не до смерти.

А и секира великого титана разлетелась… но не на сотни осколочков, а только на два. Улетел один прочь, вдаль, исчез в безбрежных воздусях. Второй же… молнией просвистел второй, и словно злая воля Энзириса его направила.

Вошел он в горло Медеора, перерезал артерию… и рухнул титан.

Брызнул фонтан ихора.

Застыли все, кто это видел. Застыл Рузульвет, вне себя от ужаса, застыл и Энзирис, глядя изумленно. Ровно на одну секунду замерло побоище, тишина гробовая воцарилась.

На одну секунду. Потом снова пошло бы все своим чередом. За эти три дня погибли десятки тысяч бессмертных – что значит смерть еще одного? Пусть это один из изначальных титанов, пусть пал он не в страшном бою с одним из богов, а по нелепой случайности… что с того?

Но закончилась эта секунда – и открыл глаза Медеор. Еще не опал фонтан ихора из горла его – как иссяк. Засветился изнутри титан – и снова замерло побоище. Застыло, закоченело.

Весь Сальван замер, внимая этому чуду – рождению бога.

Медеор непроизвольно масштабировался. Вырос до колоссальных размеров, сокнул вежды – и тишина изошла от него, спокойствие. Молчали другие боги, молчали другие титаны. Остановилась война по воле новорожденного.

Шли мгновения – и менялся Медеор. Переосмысливал себя, переосознавал. Заново воспринимал, заново ощущал. Был он титаном – стал богом.

Остался ли титаном при этом?

Богорождение – самое удивительное, что есть во вселенной. И суть сего действа в чем-то сродни демонизации, о которой мы многое уже слышали, многое уже знаем. Но демонизация проще, приземленней. Демонизация не так уж и много меняет – она просто… стирает рамки. Избавляет от внутренних ограничений. От морали и совести.

Богорождение же… расширяет сознание. Раскрывает… духовный потенциал. Все, что изначально заложено в каждой душе, исходит разом – и предстает в финальной своей форме.

Это как вылупление из яйца. Прорастание семени. Или мгновенное взросление – вот только что был ребенком, с детскими страхами и тревогами, а вот уже совсем взрослый и свободный. Границы несказанно расширяются, масштабы несказанно вырастают. Прежние заботы предстают мелкими и незначительными… а на плечи ложится космическая ответственность.

На плечи Медеора легли две ладони. Елегиаст, бог знаний, и Энзирис, бог войны. Тоже титанорожденные, они взглянули ему в лицо, и Елегиаст тихо спросил:

– Теперь ты понимаешь?