Пари на любовь

В каждом его слове слышится сожаление и тоска. А еще я улавливаю схожесть ситуаций, но до сих пор не понимаю, в чем суть разговора.

– Каждый раз я откладывал отъезд. Стоило все более-менее наладить, как вновь образовывалась проблема: зараженное пастбище, засуха и бог знает что еще. Я проклинал каждый день, который находился здесь. А потом появилась твоя мать, – у него снова появляется та самая горькая улыбка, но я замечаю в глазах и теплоту. – Она еще в школе бегала за мной, но так как я был сосредоточен на покорении мира, то не хотел заводить какие-либо отношения. Когда же я остался на ранчо, то последнее, о чем думал – женщины. Она стала приходить раз в неделю: приносила свежеиспеченное печенье, пыталась привести мою мать в чувство и вновь вдохнуть в нее жизнь, и я был благодарен за это. Она стала опорой нашей разрушенной семье, пусть мы и не просили об этом. Затем неделя превратилась в каждый день. Я видел, что матери становится лучше, но понимал, что не могу ее оставить. Вторую потерю она не переживет.

– И поэтому ты решил скрасить свои будни, приударив за мамой, – со смешком замечаю я, за что получаю грозный взгляд.

– Не совсем. Мы были друзьями, а потом как-то так закрутилось, что я и сам не понял. В итоге в один прекрасный день она вновь принесла свое фирменное печенье, только в этот раз с новостью о беременности.

– Я так полагаю, после этого ты больше не ешь печенье.

Отец недовольно цокает, но я успеваю заметить, как дергаются его губы, когда он пытается скрыть улыбку.

Судя по виду отца, рассказав мне все, он испытывает большое облегчение: его плечи расслабляются, нахмуренный лоб разглаживается, а уголки губ едва заметно приподнимаются. Он наклоняется и на очередной скулеж Бэкса подхватывает пса на руки. Маленький предатель игриво облизывает его лицо, на что отец смеется. И этот звук кажется мне таким странным.

Я привык видеть его суровым, вечно недовольным и нахмуренным. Отец уходил заниматься делами еще с рассветом, а возвращался только к закату. Те, кто хоть пару раз работал в поле, прекрасно понимают, что к вечеру все тело будет изнывать от боли. Каждый мускул превращается в дерево, а ноги наливаются свинцом и едва передвигаются. Но отец всегда приходил с гордо поднятой головой и выпрямленной спиной. И сейчас я понимаю почему.

Он принял свою судьбу, несправедливую и жестокую, нес свое бремя, не выдавая истинных эмоций.

И теперь до меня доходит, что именно хотел сказать мне отец.

– Твой долг – прожить эту жизнь максимально ярко. Не в угоду мне или матери. Забудь об обязанностях перед семьей, своей лавке и контрактах. Наступит момент, когда ты упустишь самую главную составляющую, но времени на то, чтобы вернуть ее, уже не будет. Жизнь – всего лишь мгновение. Не успеешь моргнуть, как окажешься ворчливым стариком с горой обид на судьбу и окружающий мир. Так что бери жизнь за рога и оседлай, как это умеют делать Уитакеры. Если ты любишь эту девушку, верни ее. Занимайся своим магазином, но только если это то, чего ты хочешь на самом деле. Не теряй свой ориентир, – на последних словах его голос дрожит. – Я уважаю твою мать и за все ей благодарен, но не совершай моих ошибок.

Сглатываю ком в горле и облизываю пересохшие губы. Я считал отца упертым стариком, который из гордости не желает принимать мою помощь, но все оказалось иначе. Он просто не хотел, чтобы я повторил его судьбу и откладывал свои мечты и желания ради них. И чтобы я не терял любовь всей своей жизни только потому, что должен быть с родителями в трудную минуту.

– Я понимаю, что ты считаешь, что должен быть рядом с нами, но, клянусь Богом, если ты не сядешь в самолет и не улетишь в Лос-Анджелес, я действительно достану ружье и пущу тебе в зад разряд соли, чтобы ты наконец-то одумался.

Не собираюсь это проверять.

– Неужели тебе так сложно было сразу все мне объяснить? – допытываюсь я. – Ты понимаешь, насколько это тяжело, когда тебя гонят из собственного дома?

– У меня не самый простой характер, и я не умею признавать ошибки, но, позабыв про свою гордость, я понял, что стал худшим отцом в мире.

– Ну, не самым худшим, – почесываю висок и искоса посматриваю на него. – Возможно, ты на втором месте.

Отец тихо посмеивается и продолжает гладить Бэкса, пока тот вылизывает его руку, а я еще раз прокручиваю в голове наш разговор, и от меня не ускользает, что на протяжении всего рассказа он ни разу не сказал «люблю» в отношении мамы. «Уважаю», «благодарен», но ни слова о любви.