Парящий в облаках: исповедь Клода Фролло (СИ)

Злосчастная обмякла в путах, связывающих её тело, повисла на ремнях. Следя за движением её губ, я прочитал имя бестолкового капитана. Даже на ложе палача она продолжала бубнить: «Феб!» Неужели дурёха всё ещё думала, что это сон?

Грязные руки помощников палача обнажили её прелестную ножку. Сам Тортерю покачал головой, разглядывая её изящные линии. Цыганка была отнюдь не первой девицей, уложенной на кожаную постель.

Сжимая рукоятку кожа, я принялся водить остриём по груди, надавливая всё сильнее и сильнее. Вот я почувствовал, как первые капли крови заструились по моему животу. Никто бы не обратил внимания на красные пятна на полу.

Когда цыганка увидела, как её ступня исчезла в страшном приборе, она на мгновение вышла из оцепенения и забилась в своих путах. Мне даже показалась, что она готова была сознаться.

— Пощадите! — крикнула она, глядя снизу вверх на Шармолю.

Под взмокшей от сукровицы сутаной загорелась надежда. Девчонка признает свою вину и избежит пытки. Её посадят в темницу, и она окажется в моей власти.

«Сознайся, » — заклинал я её мысленно.

Действительно, Шармолю дал ей последний шанс.

— Итак, Вы признаёте свои преступные деяния? — спросил он со своим невозмутимым добродушием.

— Я невинна.

Это были последние членораздельные слова, которые сорвались с её уст. Палач повернул рукоятку, испанский сапог сжался, и низкий потолок камеры отразил ужасный вопль, передать который не в силах ни один человеческий язык. А ведь я не в первый раз слышал такие вопли.

Острие ножа вошло мне в бок. Несомненно, при втором вопле лезвие пронзило бы мне лёгкое. Но до второго вопля не дошло. Одного поворота рукоятки оказалось достаточно, чтобы заставить подсудимую признаться. Идя на пытку, она не рассчитала своих сил. Первая настоящая боль сломила её. Моих услуг врача так и не понадобилось. Я продолжал стоять в тени у двери.

Разув подсудимую, прокурор и палач какое-то время добродушно подшучивали над ней, пытаясь ободрить комплиментами. Я расслышал слова «прелесть», «красавица» и «овечка». Ей ещё предстояло вернуться в залу суда для выноса приговора.

Помощники палача принялись убирать орудия, которые им так и не пришлось пустить в ход. Среди всеобщей суматохи никто не расслышал, как на каменный пол со звоном упал окровавленный нож.

Шармолю и протоколист были слишком озабочены внесением вырванного признания в протокол, чтобы обратить внимание на моё отсутствие. Когда прихрамывающую подсудимую вывели из камеры, я незаметно оторвался от процессии. Вместо того, чтобы вернуться в залу суда, я покинул здание, пробравшись по лабиринту к боковому выходу. Мне вовсе не нужно было присутствовать на выносе приговора. Я прекрасно знал, что ожидало осуждённую после её признания: публичное покаяние перед порталом собора и казнь через повешение на Гревской площади или на острове близ королевских садов.

Когда я выбрался из подземелья на воздух, было уже темно. Прохладный вечерний воздух, проникнув в мои лёгкие, вызвал приступ судорожного кашля. Я шёл наобум, оставляя за собой тоненькую полоску крови, сочившейся из раны в боку. Всякий раз, когда я поднимал глаза вверх, у меня над головой кружилось ночное небо, точно тёмно-синяя цыганская юбка, усыпанная блёстками. Вдруг звёзды слились в одной сверкающую нить, которая опутала меня с ног до головы. Потеряв равновесие, я упал на мостовую.

========== Глава 42. Заклинание ==========

Очнувшись, я увидел над головой красное, озабоченное лицо епископа. Судя по всему, я находился в его дворце. К запаху дорогих благовоний из Ватикана, которыми он не делился ни с кем, примешивался запах нагретого травяного отвара. Наконец-то мне удалось поваляться на пуховой перине под парчовым пологом. Ну вот, хоть на смертном одре мне довелось отведать роскоши, в которой купался Луи де Бомон и которую принимал за должное.

— Не шевелитесь, друг мой, — сказал епископ, прижимая мои плечи к подушке. — Вам стоит извиниться передо мной. Вы напугали меня.

— Я сам себя пугаю, — ответил я наобум, не разобравшись толком куда шёл разговор. — Иногда мне кажется, что моя собственная тень живёт своей жизнью.

— Вы бредите! Ещё бы, потеряв столько крови. Каково мне было, когда Вас принесли без сознания посреди ночи! Господин архидьякон, как Вас угораздило? Ваша грудь точно тигром истерзана.

Глянув вниз, я изумился. Вся грудь была искромсана, а на боку зияла рана. Браво, Фролло! Ты разукрасил себя на славу.

В комнате находился ещё один человек. Приглядевшись поближе, я узнал королевского лекаря. Чёрт подери! Похоже, мне не суждено было избежать лап этого шарлатана, чьи услуги мне давно навязывал Луи.

— Вас нашли у моста, — сказал лекарь со своей гадкой вкрадчивой улыбкой, потирая руки. — Вы истекали кровью. На Вас напали. Что же Вы так поздно бродили без своего верного звонаря? Сами знаете, какое неспокойное сейчас время.

— Как господину епископу известно, я был на суде, выполнял свои обязанности. Не могу же я таскать с собой Квазимодо в качестве телохранителя во дворец Правосудия? Глупости. Было не так уж поздно.