Парящий в облаках: исповедь Клода Фролло (СИ)

Войдя в камеру, я не сразу нашёл узницу глазами. Держа фонарь над головой, я повернулся вокруг своей оси. Мой взгляд упал на угловатый выступ у стены. От него ползли чёрные верёвки — растрёпанные косы. Это была она. Серое рубище сливалось по цвету с каменными ступенями. Она точно вросла в стены своей тюрьмы. Ледяной склеп постепенно впитывал её в себя.

Над нашими головами сквозь заплесневевшие камни свода просачивалась влага, и через равномерные промежутки срывалась капля воды.

Триста двадцать девять … Триста тридцать …

Я слышал её шёпот. Она считала капли! Что ещё ей оставалось?

Она не сразу отреагировала на моё прибытие. Возможно, она приняла меня за тюремщика, который пришёл чтобы бросить ей очередную корку.

Наконец узница прервала молчание:

— Когда это наконец случится?

— Никогда, — ответил я.

От звука моего голоса по телу пробежалa лёгкая дрожь, от чего цепи, которыми она была прикована, глухо брякнули.

— Значит, мне предстоит тут сгнить заживо. Эта участь ужаснее казни. Что мешало им повесить меня?

Уронив голову, она продолжала бормотать себе под нос, смешивая слова с всхлипами. В эту минуту она мне чем-то напомнила затворницу Роландовой башни.

— Без света, — проговорил я, разглядывая склеп. — Без огня, в воде… Это ужасно!

— Да. День сияет для всех. Мне дана только ночь. Отчего?

Я держал фонарь так, чтобы он освещал цыганку, а лицо моё оставалось во мраке.

— Уберите, — процедила она сквозь зубы, закрывая лоб ладонями. — Свет мне режет глаза. Это на настоящее солнце. Уберите…

Опустив фонарь на мокрый пол, я приблизился к ней.

— Дитя, знаешь ли ты, почему ты здесь находишься?

— Кажется знала, — пробормотала она, поглаживая худыми пальцами виски, — но теперь забыла.

— Быть может, это к лучшему. Забвение — естественное лекарство для души. Наша память убирает всё ненужное, всё что приносит нам боль.

Судорожно всхлипывая, она вздёрнула голову, впиваясь взглядом в стоявшую перед ней фигуру.

— Вы глумитесь надо мной! Вы ради этого и пришли сюда? Вам захотелось поглазеть на бедную цыганку? Вы заплатили охраннику, и Вас пустили. Такие нынче у богачей забавы. Клопен говорил мне. Я вижу, на вас одежда дворянина. Вы сыты. Вы свободны. Вам тепло. A мне холодно, мне страшно. Какие-то звери ползают по моему телу. Что же? Радуйтесь своему благополучию. Глумитесь дальше.

— Уверяю тебя, я вовсе не за этим сюда пришёл.

— А за чем тогда? Кто Вы?

— Моё имя тебе ничего не скажет. Это не важно. Я знаю, что ты невинна. Я не допущу, чтобы тебя казнили за чужое преступление. Вот почему я сказал, что казнь не состоится. Ты не сгниёшь здесь заживо. Ты будешь жить на свободе.

Покачиваясь из стороны в сторону, она продолжала мотать головой. Быть может, она по-прежнему думала, что я над ней издевался.

— Нет, этого быть не может. Это сон. Это бред. Я сошла с ума.

— Это не сон, и ты не сошла с ума, — ответил я терпеливо и устало. — Я действительно пришёл тебя спасти.

Всё это время я не двигался с места, боясь испугать цыганку резким движением. Наконец, она перестала раскачиваться и протянула тонкую ручку, дотронувшись до моего сапога, дабы убедиться, что перед ней не призрак.

— Что я сделала? — спросила она, дёрнув оголённым плечом. — Чем я заслужила Вашу милость? Вы знатный господин, а я безвестная цыганка. Вы должны презирать меня.

— Я люблю тебя.

========== Глава 46. О том как опасно приходить на свидание в служебной одежде ==========

Ну, вот я и произнёс эти слова вслух, впервые за тридцать шесть лет жизни. Трудно было сказать, какое впечатление они произвели на неё. Ведь я не репетировал признание. Оно прозвучало одновременно как вопрос и как извинение. О, мне было за что извиняться, и цыганка это чувствовала. Помню лишь, что слёзы её внезапно высохли. Она бессмысленно глядела на меня.

— Слышишь? Я люблю тебя, — повторил я. — Ты мне не веришь?

Некоторое время мы молчали, придавленные тяжестью своих переживаний: я — обезумев, она — отупев.

— Даже если это правда, — ответила она наконец, — ничего хорошего из этого не выйдет. Счастья Вам не будет. Вам выпала неудача полюбить ведьму, которую преследует монах-привидение.

— Меня не страшат призраки.

— Потому что Вам они не встречались.

— Дитя, я живу на свете дольше тебя. Ты не знаешь, какие демоны попадались на моём пути. Я знаю, как выглядит демон.

Это была правда. Я видел его каждый раз, когда смотрел в зеркало.

— А что Вы видите во мне?

— Ангела. Но ангела мрака, сотканного из пламени, а не из света. Прошлым летом ты гадала мне по ладони. Наверняка, ты не помнишь тот вечер возле «Яблока Евы». А я помню. Ты предсказала, что жить мне осталось недолго.

Она втянула голову в плечи с выражением какого-то детского стыда, будто её застали за пустяковой ложью. Если бы в этом каменном мешке было больше света, я наверняка увидел бы румянец на её щеках.