— Я знаю, что не будет мне пощады на том свете. Я превратил требник в подушку для похотливых грёз. Я плюнул в лицо своему Богу. Всё для тебя, чаровница. Чтобы быть достойным твоего ада. А между тем ты пленительна и добра. В твоём сердце живёт жестокость лишь к одному мне. Как это по-цыгански? Amria? Одно единственное доброе слово. Скажи слово, только одно слово.
Набрав в лёгкие воздуха, она прищурилась. Будто не я ждал от неё ответа, а она от меня.
— Убийца, — сказала она наконец.
Её окончательный вердикт. А ведь она не сразу произнесла это слово. Очевидно, у неё были и другие слова на уме.
— Хорошо, — сказал я смиренно. — Значит, убийца. Пусть будет так. Но ты всё равно будешь принадлежать мне. Вставай, — вновь приблизившись к ней, я взял её за локоть и вздёрнул вверх, точно капризного ребёнка, которому вздумалось упрямиться посреди запруженной улицы. Мне приходилось удерживать её правой рукой, так как левую сковала судорога. — Идём. Ведь ты умереть не готова.
— Какая разница? Я всё равно умру. Ты убьёшь меня, когда поймёшь, что я никогда не полюблю тебя. Пусть уж это сделает палач. По крайней мере, он знает своё дело и выполнит его быстро. Оставь меня. Я даже имени твоего не знаю. Не знаю, кем ты раньше был, но стал убийцей. И умрёшь убийцей.
— Ты не убийца! — раздался чистым женский голос, который я не слышал больше двадцати лет.
Затрепетав, я отвёл взор от цыганки и увидел у неё за спиной создание столь дивной красоты, что Бог предпочёл бы её Святой Деве и избрал бы её матерью своей, Он бы пожелал быть рождённым ею, если бы она жила, когда он воплотился в человека.
Я узнал в девушке свою кузину Витторию.
— Ты не убийца, Клаудио, — повторила она по-итальянски. — Отпусти её пока не поздно.
Пальцы мои разомкнулись и соскользнули с белого платья цыганки. Перо не в состоянии описать то выражение изумления на её лице. Сомкнув руки за шеей, точно убеждаясь, что на ней не было верёвки, она отшатнулась от меня. В ту же секунду я почувствовал, как боль и тяжесть покинули мою грудь.
Глянув вниз, я увидел себя со стороны: костлявое существо, окутанное чёрной материей, лежало, скрючившись у подножья виселицы. В то же время, я чувствовал своё тело. Оно было лёгким, подвижным и полным сил. Когда я провёл руками по лицу, я обнаружил, что морщины исчезли. На лбу вились жёсткие, густые волосы.
— Невероятно, — пробормотал я, и мой голос показался мне юным и звучным. — Как… как такое возможно?
— Я всё расскажу тебе, — ответила Виттория. — Ведь в нашем распоряжении вся вечность.
— Вечность? Мне суждено провести её в том же месте, где и ты? После всех моих злодеяний?
— Твои злодеяния — обратная сторона твоей благодетели.
— О, это насмешка. Дьявол издевается надо мной.
— Уже не издевается. Всё кончено. Смотри.
Я видел, как цыганка склонилась над моим телом, сняла с него чёрный плащ и накинула себе на плечи, полностью скрыв своё белое одеяние. В таком виде она могла раствориться во тьме и покинуть Париж до рассвета.
Судорожно сжатые пальцы моей руки были опутаны каким-то шнурком, к которому был привязан маленький атласный мешочек. Это была ладанка, которую я сорвал с шеи девчонки.
========== Глава 64. Purgatorio ==========
Оставив позади виселицу, которой суждено было пустовать на этот раз, мы молча шли вдоль набережной. Все постройки вокруг нас стали полупрозрачными и призрачными. Весь мир походил на предрассветную игру теней. Дворцы и жилые дома казались угольными набросками на куске пергамента. Пустая Крысиная Нора зияла точно раскрытая пасть мёртвого животного. Из плотной материи были сделаны лишь мы с Витторией.
Всё ещё привыкая к своему новому телу, я то и дело дотрагивался до её руки или струящихся тёмных волос. Пришло время обратить внимание на наши одеяния. На ней было бледно-голубое платье, то самое, в котором я видел её в последний раз, а на мне флорентийский уличный костюм, которого у меня никогда не было при жизни. Я не спрашивал, кому пришло в голову меня так причудливо облачить, a лишь радовался, что сутана больше не обременяла меня. Когда у меня последний раз так чётко работал мозг?
— Как великодушно с твоей стороны навестить грешного кузена перед смертью, — сказал я наконец. — Долго тебе пришлось молить, чтобы тебя отпустили?
Не знаю, почему я говорил о Боге во множественном числе. Почему-то я не осмеливался произнести это слово. Быть может, мне всё ещё не верилось, что существо в облике Виттории было действительно послано Богом. Мне до сих пор казалось, что дьявол продолжал со мной играть, сменяя одно наваждение другим.
— Мне и не нужно вымаливать разрешение, — ответила она. — Там, откуда я пришла, нет ни стен, ни замков, ни запретов.
Мы говорили на итальянском, при чём говорили, не размыкая губ. У меня в голове возникала мысль, и Виттория схватывала её.
— Что же ты раньше меня не навестила?