Настроение было преотличным – за окном показались знакомые окраины хутора. Я вдруг заулыбалась, вспоминая ее слова о том, как мой отец выставлял бы за порог сотни просителей моей руки, выстроившихся в очередь перед замком, или устраивал соревнования на заднем дворе, выбирая лучшего. Такие легкомысленные разговоры отвлекали нас от серой действительности, от вида убогого убранства деревянного дома, давно просившего ремонта, от однообразной простой еды, от тяжелой работы в огороде.
Я остановила бричку напротив ворот. Был уже вечер, но почему-то свет в окнах не горел, и дымок не вился из трубы. Я расплатилась, забрала чемодан и быстро пошла к дому. Дверь была заколочена. Я стучала и кричала – никто мне не открыл. Где же Марта? Я, конечно, хотела сделать сюрприз, но не такой же. Вдруг она собралась к кому-то в гости? Или решила посетить свой дом, который оставила, когда мы убегали? Вот это будет невезение!
Оставив чемодан у двери, я направилась к ближайшему соседу – мельнику.
– Так Марта уже полгода, как умерла, – огорошил меня он.
Я ухватилась за перила, пошатнувшись. Ноги вдруг стали ватными.
– Но как же?.. – пролепетала я. – Не может этого быть… Она же писала мне в школу. Я получила от нее пять писем. Последнее месяц назад.
– Это я посылала тебе письма, – на крыльцо вышла жена мельника, герра Лукреция, – проходи в дом, я все расскажу.
На подгибающихся ногах я зашла в гостиную. Усадив меня за стол и дав в руки чашку с чаем, она принялась рассказывать.
– Марта слегла сразу же после твоего отъезда, словно держалась лишь до тех пор, пока ты уедешь, – женщина с жалостью смотрела на меня, – я приносила ей еду, лечебные настои, но ничего не помогало, она медленно угасала. Она заставила нас забрать коз.
– А как же письма? – хлюпнула носом я.
Почему я ничего не замечала? Я видела, как ей тяжело было дышать и какой бледной она была, как плохо ела, но не придавала значения.
– Она продержалась до твоего первого письма. Потом села и написала шесть писем подряд. Отдала их мне и попросила отсылать раз в месяц по одному письму, – Лукреция встала и подошла к комоду, вытащила связанные конверты. – Вот, Дениза. Все твои письма, кроме первого. Я их не читала, можешь забрать.
Меня душили слезы. Марта умерла одна, в холодном пустом доме, а я даже не знала об этом.
– Не плачь, – рука Лукреции накрыла мою, – это был ее выбор. Она хотела, чтобы ты училась, и не хотела, чтобы переживания за нее отвлекали тебя.
– Вы знаете, кто я? – я подняла на женщину заплаканный взгляд. Она улыбнулась.
– Догадываюсь. Но не беспокойся, я никому не скажу. Марта выучила моих детей читать и писать, была моей подругой, я сберегу ее и твою тайну.
– Спасибо, – хотелось забиться в самый темный угол и выплакаться, но оставался еще один вопрос, который меня занимал. – Вы говорили, что она вам передала шесть писем. А мне пришли только пять.
– Да, конечно, – Лукреция протянула конверт, – держи. Это последнее. Марта просила отправить его в первый день осени, но если ты уже здесь…
– Где ее похоронили? – поинтересовалась я, бережно складывая письмо в карман.
– На местном кладбище, почти у самой ограды, с северной стороны.
Я благодарно кивнула.
– Оставайся у нас, переночуешь, завтра пойдешь на могилу, – женщина обеспокоенно посмотрела в окна, солнце уже село.
– Я переночую в нашем доме.
– Но он же заколочен! – воскликнула Лукреция. – Давай хоть пошлю сына, чтобы он вытащил гвозди.
– Я справлюсь сама, спасибо вам за все, – я вытащила из-за пояса золотой и положила на стол, жена мельника ошарашенно таращилась на невиданное богатство. – Прошу вас, позаботьтесь о ее могилке, вряд ли я когда-нибудь снова приеду сюда.
Женщина мелко закивала. Я развернулась и вышла за дверь. На сердце лежала тяжесть. Такая, что было больно дышать. Она давила на грудь, клонила к земле. Хотелось упасть и больше не вставать никогда. Я заставила себя пройти еще триста шагов и дойти до нашего дома. Маленькое заклинание – гвозди рассыпались песком. Я открыла дверь и вошла внутрь.
Ноги подогнулись сразу же, словно из меня выдернули стержень, я мешком упала на пол. Зажав кулак во рту, прикусив пальцы, свернувшись калачиком, я завыла от горя. Горячие слезы хлынули из глаз. Я оплакивала няню, маму, папу, мое беспросветное мучительное одиночество. Страшное, безмерное, невыносимое. В детстве я мечтала о брате или сестре. Потом хотя бы о кузинах и кузенах. Но папа и мама не стремились наладить отношения с родственниками. Они замкнулись в своем мире и никого туда не пускали. Я была предоставлена многочисленным гувернанткам и слугам. И у меня была Марта. Моя любимая няня!
Сколько я себя помнила, с самого раннего детства она была рядом. Заботилась обо мне, учила, воспитывала, оберегала от болезней. Самая добрая няня на свете, мудрый учитель, верный преданный друг, строгий наставник, опекун, моя вторая мать.
А теперь я осталась одна во всем мире.