Парикмахерия

И, глядя вслед радостно выскочившему под дождь Хохряковичу:

– Ты… побереги моего-то… а то он дурной — за остальными тянется…. Присмотри там… как сеча начнётся…. Пожалуйста.

– Так, может, лучше оставить его? А, Домна? В тепле, в покое…

– Брезгуешь?! А коли «нет», так чего глупости говоришь? Все в бой идут, а мой — хуже? Только под подол прятаться? Он у меня кто — муж добрый или так, таракан запечный?

Быстрый умоляющий лепет в углу. «Нет! Нет!». Оттуда выбирается «пламенный горнист». Отдирает от рубахи вцепившуюся Кудряшкову. Не поднимая головы, оправляет рубаху, теребит хвост опояски, потом, покраснев аж до боли, вскидывает на меня глаза и сообщает:

– Вот.

И снова — глаза в землю и верёвочку теребить. Аника-воин. И куда такого… смущённого? Против дюжины оружных и обученных злодеев? И оставить — будто крест на его душе поставить. Вычеркнуть из списка мужчин навечно. И не по способу сношении, а по способу отношения. К бедам, к людям, к жизни.

– Лады.

Побежал. Расцвёл и побежал. В углу тихохонько воет его бабёнка. А ему — в радость. На смерть идти.

Так, что у меня ещё осталось? Домна… Она только головой мотнула. В сторону опустевшего стола. Там Потаня и Хотен в конце лавки сидят. Ну что ж, пожалуй, она права. Поскольку на «Святой Руси» женщина сверху быть не может. Верховодить — чисто мужское занятие. Вон Хотен чуть не из штанов выпрыгивает, глазами мои глаза ловит. Только что руку, как первоклашка, вверх не тянет. Ну, навык школьного обучения у него отсутствует. Нет, не пойдёт — сколько можно — будем следовать русскому закону: управитель — холоп. А Хотен — вольный. Да и вообще…

– Потаня, остаёшься на хозяйстве за старшего. Ежели нас там… если чего…. Бери людей, коней, майно и тащи в Рябиновку.

– А владетелю чего сказать?

– Ну… Что Ванька-ублюдок прощенья просит и во всех каверзах кается. Да чего хочешь! Мне-то уже всё равно будет.

– А с рукой-то моей как?

– А и правда. Убедил — придётся возвращаться. Так что насчёт — чего Акиму сказать — мозги не мучай. Ладно, пойду и я собираться.

В вещевом складе толпилось всё мобилизационно пригодное население. У одной стенки на эту суету нервно фыркали оба наших конька, у другой — испуганно поблёскивали из-под одеяла глазёнки Любавы. В середине горели факел и лучины, толклись и ругались мои люди. Голос Николая периодически доходил до визга. Особенно, когда начинали потрошить не тот узел, на который он указал. Парни примеряли доспехи и поддоспешники, шлемы и подшлемники, рукавицы и наручи, оплечья и пояса. Все обновки радостно комментировались. «Как корове седло» — самое мягкое выражение. Хохряковича своим коллективным юмором чуть до слёз не довели. А «горнисту» упорно пытались построить аналог железных трусов, вроде виденных мною в каком-то кино про «Горячий револьвер» — с висячими замками. Дети. Мальчишки бритые. Новобранцы с перепугу.

А вот профи снаряжаются тихо и быстро. Но и у них проблемы: дождь и расстояние. Тащить на себе полупудовый панцирь десять вёрст по разъезжающейся под ногами грязи… С войлочным поддоспешником, который напитается влагой и будет сам по себе весить не меньше…Плащ-палаток — нет, дождевиков — нет. Да ничего нет! Одно слово — «Святая Русь». Эх, мне бы сюда, рулончик полиэтиленовой плёнки….

Не мечтай о несбыточном, Ванюша, лучше прикинь как бы кожаных, если не плащей, то хоть зонтиков каких соорудить. Дождь на Руси — самая мерзкая погода. От снега годится и шерстяная одежда, и меховая. А от дождя — только кожаная.

«Комиссары, комиссары молодые,
Комиссары в черных кожаных тужурах»

Мне бы сюда десяток комиссаров. Или — комиссарок. И — раздеть…

А пока — одеваемся. Или — облачаемся? Пожалуй, самое правильное слово — бронируемся. Сухану — его шлем с кольчугой. А вместо еловины — рогатину. Она хоть точенная? Да. Уже вижу по собственному пальцу. Куда же я шашечку свою сунул? Ага, вот она. И мечи мои парные. Когда же я их вычищу? А когда пользоваться ими научусь? Оставляем. Все собрались? Нет, мне доспехов не надо. Силёнок маловато. Я больше скоростью да изворотливостью. И, само собой, благоволением Богородицы. Как же мне без него! Ну… Стоп. Какой дурак сапоги со шпорами надел? Ивашко, твою в бога душу! Ты куда смотришь! Ладно, не поминайте лихом, ворота за нами заприте. Ну, и ждите. С победой.

«Жди меня и я вернусь.
Только очень жди».

Гениальные строки. Дарующие надежду. И тому, кого ждут, и тем, кто ждёт. Надежду, но, увы, не гарантию.

– Глава 110