Париж

Как обычно, большой зал был набит до отказа. За некоторыми столиками сидели женщины – в одиночку и группами. Кто-то пришел в надежде найти клиентов. Другие просто хотели хорошо провести время. В любом случае высокий, темноволосый и умеющий танцевать Жак всегда легко находил себе партнершу. А когда хотел чего-то большего, то и тогда не возникало затруднений. С него и денег не брали.

Само собой, когда революция свершится, подобным проявлениям буржуазного декаданса будет положен конец. Большинство единомышленников Жака считали, что даже владельцам маленьких кафе не будет места в новой жизни и на замену им придут кооперативы. В Париже уже было немало продуктовых кооперативов. Даже когда магазинчиком или крошечным кафе владеет семья, все равно собственники извлекают прибыль и эксплуатируют наемный труд.

Но эти мысли Жак отложил на потом, сейчас он хотел отдохнуть. Его взгляд обежал столики, за которыми сидели дамы.

Справа раздался многоголосый рев. У длинного стола стоял официант с завязанными глазами, а сидящие вокруг молодые люди в военной форме со смехом хлопали в ладоши и кричали:

– Браво, де Синь!

– Шампанского!

– Нет, устриц! Принесите устриц.

– Честь нашего полка теперь в ваших руках!

– Честь нашего полка у вас между ног!

– Устриц де Синю!

Один из офицеров встал, чтобы снять повязку с головы официанта. Тот с широкой улыбкой отвесил поздравительный поклон виновнику ликования.

– Что там происходит? – спросил Жак, когда официант, все еще улыбаясь, прошел мимо его столика.

– О, нечто весьма забавное, месье. Два десятка молодых офицеров-кавалеристов скинулись, чтобы один из них мог заплатить за визит – как бы это выразиться? – к одной из самых желанных дам Парижа. Я имел честь тянуть жребий. – Он одобрительно хмыкнул. – Что тут скажешь, кавалерия знает, что такое стиль.

– Мне показалось, я услышал фамилию де Синь. Не сын ли это виконта де Синя?

– Мне это неизвестно, – сдержанно ответил официант.

– Это древний род, – светским тоном заметил Жак.

– О да, месье.

Жаку хотелось уточнить, о какой даме шла речь, но ему не понадобилось задавать этот вопрос. Молодой офицер, покачиваясь, встал и провозгласил тост:

– За нашего благородного друга де Синя и Прекрасную Елену!

– Счастливчик, – улыбнулся Жак Ле Сур.

Весь Париж слышал о Прекрасной Елене.

– Завтрашнюю ночь этот господин проведет в раю, – произнес официант, уходя.

– Вот уж верно, – задумчиво сказал Жак.

Потом он снова обратил внимание на женщин в зале. Среди них были одна или две, с которыми Жак уже танцевал раньше. Лично он намерен провести в раю сегодняшнюю ночь.

Через несколько минут Люк снова остановился у стола офицеров.

– Прошу простить меня за смелость… – негромко обратился он к Роланду. – Я слышал, что интересующая вас дама особенно благосклонна к тем, кто присылает цветы перед визитом. Причем цветы ей нравятся не всякие. Если позволите, месье, я мог бы договориться от вашего имени с цветочником. Думаю, вы будете весьма довольны результатом.

Роланд был удивлен – и удивлен неприятно. Почему официант лезет в его дела?

– Мой дорогой друг, вы можете доверять Люку, даю вам слово! – вмешался капитан, прежде чем Роланд успел поставить наглеца на место. – Он знает все, что только нужно знать в Париже. – Капитан лукаво подмигнул официанту. – Откуда ему это все известно, лучше не спрашивать. Но если вы поручите заказать букет для вашей дамы, то не пожалеете. Дайте ему денег, и он обо всем позаботится.

– Сколько? – хмуро поинтересовался Роланд.

Люк наклонился и прошептал ему что-то на ухо.

– За цветы? – изумился Роланд и с подозрением воззрился на официанта.

– Что, особенные цветы, да? – Капитан глянул на Люка.

– Совершенно особенные, господин капитан, – тихо подтвердил Люк, и капитан кивнул.

– Мой дорогой де Синь, – сказал он Роланду, – послушайтесь моего совета. Поручите это дело моему приятелю Люку. Поверьте, вы не пожалеете.

Почти сутки спустя Роланд де Синь ехал в закрытом экипаже от Триумфальной арки по авеню Виктора Гюго. Вечер был прохладный, но приятный. В небе висел молодой месяц. В неярком свете уличных фонарей Роланд смотрел на пожелтевшие кроны деревьев по обеим сторонам улицы.

Он был взволнован, и по вполне понятным причинам.

Когда товарищи поддразнивали его прошлым вечером, то проявили тем самым недюжинную проницательность. К двадцати пяти годам Роланд де Синь ни разу не пожалел о том, что избрал военную карьеру, и был счастлив. Он дорожил братскими отношениями, принятыми среди офицеров, и гордился своим полком не меньше, чем своим именем. Однако он не мог забыть о том, что является де Синем, чья жизнь должна идти «согласно Божьей воле», как требовал фамильный девиз.