Париж

Одним из последних они посетили так называемый Салон Доре – гостиную, которая когда-то была полностью позолочена, но теперь находилась в удручающем состоянии.

– Эта комната ужасно пострадала во время войны, – заметил секретарь. – Гардины разорвали на тряпки, мебель выбросили, золоченые панели содрали со стен.

В углу комнаты стоял стол, на котором лежали спасенные предметы обстановки, и среди них – ничем не примечательные шахматные фигуры. Почему-то Жюль Бланшар заинтересовался ими.

– Я читал, что император Наполеон был посредственным шахматистом, – сказал он. – Для этой игры ему не хватало терпения. Может, Жозефина была более способна к шахматам.

– Папа недавно увлекся шахматами, – пояснила для всех Мари, – но ему недостает практики.

– Я так плохо играю, что никто не желает быть моим партнером, – пожаловался ее отец. – А Мари отказывается учиться.

– Вы играете в шахматы, месье? – спросила девушка у Фокса, заметив, что он о чем-то глубоко задумался.

– Забавно: я нахожусь в том же положении, что и ваш отец, – ответил он. – Может, мы могли бы время от времени сыграть партию? – предложил он Жюлю.

– Мой дорогой Фокс, вас послала мне сама судьба. Не хотите ли заглянуть к нам, ну, например, в четверг? – Бланшар глянул на жену.

– Надеюсь, вы не откажетесь отужинать с нами, – обратилась та к англичанину. – Будут только свои. А потом вы, мужчины, сможете поиграть в шахматы.

– Вы так любезны. – Фокс отвесил поклон. – Буду счастлив принять ваше приглашение.

Мари улыбнулась ему. Ей было приятно, что Фокс сделал отца таким счастливым.

Маленький парк вокруг особняка был прелестен. Мари шла между отцом и Фоксом, а ее мать сопровождали Марк и Хэдли. Мари в целом была довольна, только изредка поглядывала на американца, желая оказаться рядом с ним на месте своей матери. Тем временем их гид объяснял, с какими сложностями пришлось столкнуться при восстановлении парка.

– Императрица Жозефина держала здесь всевозможных экзотических животных: страусов, зебр, даже кенгуру. Повторить это мы не сможем. – Он с улыбкой развел руками. – Сам парк был больше. И самый главный вопрос: что делать с растениями?

– У императрицы была оранжерея с редкими растениями из разных уголков мира, – вступила в беседу мать Мари. – А ее розарий изменил историю садоводства.

– Моя жена много знает о садах и растениях, – гордо вставил Жюль.

– Тогда вам, мадам, известно, что огромная коллекция роз императрицы была запечатлена художником Редуте.

– И ее лилии, – уточнила мать Мари. – У меня в Фонтенбло есть несколько репродукций. – Она осмотрелась. – Для создания такого сада требуется больше времени, чем для строительства дома. Думаю, вам придется оставить розарий на потом.

– Какого рода сады есть у вас в Америке, месье Хэдли? – Мари тем временем улучила момент, чтобы завязать разговор с американцем. – Они похожи на то, что вы видели в Европе?

– Наши сады не так хороши, – легко ответил он. – Традиционно сад колониальной Америки небольшой, но ухоженный, с подрезанными кустами и геометрически выверенными дорожками. Я бы сказал, что это более скромная версия того, что можно увидеть в некоторых французских шато или старых английских замках. У моих родителей в Коннектикуте есть такой сад возле дома. – Он улыбнулся. – И дома у нас скромные. У моих родителей тоже. – И он кратко описал обшитое досками здание, окруженное штакетником и старыми деревьями.

– Завораживающая картина, – сказала Мари.

– Да. Но совсем не французская.

– Почему же так?

– Я заметил, что в Европе люди стремятся обнести свои дома стенами. Они защищают свою частную жизнь так, как раньше защищали крепости. А еще большие дома призваны подчеркнуть высокое положение в обществе и влияние обитателей. Большие плантации на Юге несут сходную функцию, но на Севере установились более демократические традиции. Там никогда не было так называемого сеньора-землевладельца, равные в правах граждане собирались вместе, чтобы выбрать местное управление. Вокруг наших домов, больших или маленьких, стоят низкие заборчики. Для нас главное – быть хорошим соседом.

– Такие же идеалы несла Французская революция, – прокомментировал Жюль.

– Скажите мне, месье, ваш дом в Фонтенбло – это шато?

– О нет. Он расположен в селении. Но при нем удалось разбить очень красивый сад.

– А что ограждает сад?

– Высокая стена! – рассмеялся Жюль.

– Может, месье Хэдли следует посмотреть наш сад, – предложила Мари, – чтобы самому вынести оценку.

– Хорошо, мы договоримся об этом позднее, – сказал ей отец.

– На самом деле, – заметил Марк, – большинство французов знают об Америке только два слова: Лафайет и Буффало Билл. Я считаю, нам всем было бы полезно отправиться в Америку к вам в гости, Хэдли.

– Добро пожаловать! Мои родители будут очень рады хотя бы частично отплатить вам за гостеприимство. Приезжайте летом, и тогда мы все сможем посетить наш коттедж в Мэне.

– Коттедж? – повторила Мари. – Звучит так романтично. У него соломенная крыша?