Париж: анатомия великого города

Новое восстание не стало неожиданностью. Город, стоически переживший иноземную осаду, не дождавшись помощи властей, теперь кипел революционными страстями. Первое антиправительственное восстание произошло 31 октября 1870 года: по городу пошли слухи, что прусская армия захватила Метц, а в сдаче столицы виноват Тьер. В тот раз бунт родился на площади Согласия, толпа двинулась к городской ратуше и потребовала создания Коммуны. Слово «коммуна» в те времена было связано не с «коммунизмом», но обозначало форму городского самоуправления, известную еще со Средневековья и первых бунтов против налогов и короны. Длительное время значение термина не было определено, однако в конце XIX века это слово обрело такой заряд патриотизма и революционных настроений, что мгновенно зажигало население. «Коммуну!» — во время второго восстания 22 января 1871 года кричала толпа, собравшаяся у Отель-де-Вилль. После неудачного прорыва блокады люди требовали отдать бразды правления в их руки и выпустить всех арестованных во время октябрьского бунта. В тот раз толпу расстреляли.

Поворотный момент настал 28 марта 1871 года, через десять дней после эвакуации Тьера, когда шестьдесят четыре народных представителя вышли на крыльцо ратуши и объявили, что с этого часа столица Франции находится в руках Коммуны — самообразованного совета, который служит народу. Состав совета Коммуны был довольно пестрым: девятнадцать ее членов ранее состояли в Национальной гвардии; некоторые были якобинцами старой закалки и их экстремистские революционные взгляды все еще находили сочувствие в некоторых слоях общества, например среди последователей радикала Огюста Бланки или анархиста Сюлли Прудона. Вошли в совет и случайные люди, известные, впрочем, своей эксцентричностью: мистик и ясновидец Антуан Арно и Жюль Алли — автор труда «Человеческая жизнь соответствует жизни звезд», ветеран, владелец борделя, консьерж и завзятый пьяница.

Дух Комунны — ее анархический и спонтанный характер и презрительное, почти мистическое отрицание любых форм власти — в полной мере отражают призывы Артюра Рембо к безоглядной субъективности в искусстве и жизни. В свои произведения, вдохновленные Коммуной 1871 года (включая письма), Рембо вплетал шум улиц — пропагандистские призывы, подслушанные разговоры, отрывки популярных песен. Песен коммунары сложили множество.

«Les trois cerises», например, дожила до наших дней и продолжает пользоваться популярностью. Самыми заметными произведениями тех лет являются поэмы «Парижская песнь войны» («Chant de Guerre Parisien»), славившая голодранцев столицы, и «Парижская оргия». Последняя воспевает «город страждущий»:

Когда так яростно твои плясали ноги,
Париж, когда ножом был весь изранен ты.
Когда ты распростерт и так светлы и строги
Зрачки твои, где свет мерцает доброты,

О город страждущий, о город полумертвый,

По-прежнему твой взор в Грядущее глядит!
И мрак Минувшего, о город распростертый,
Из глубины веков тебя благословит!

Ты, плоть которого воскрешена для муки,

Ты жизнь чудовищную снова пьешь! И вновь
Тебя холодные ощупывают руки,
И черви бледные в твою проникли кровь[106].

У коммунаров не было единого вождя, но единая для всех программа все же существовала: они стремились вернуть революционные идеалы на улицы Парижа. Волна кровопролитных стычек поднялась 2 апреля, когда коммунары решили идти на Версаль, чтобы уничтожить, как они считали, деспотичное и антинародное правительство. Лозунг «À Berlin!» преобразился в вопль столичных улиц: «À Versailles!».

Поход начался в полночь. Сотни людей вышли из Парижа, многие были навеселе, многие пьяны вдрызг, но все были уверены, что как только их «братья-пролетарии» поймут истинную природу восстания — как войну бедных с богатыми — они, не медля ни секунды, присоединятся к борьбе за социальную справедливость. Стены города пестрели плакатами, пропагандировавшими эту и другие идеи, обещавшими победу и отмщение. Один из них гласил:

Рабочие, не обманывайтесь! Это великая борьба. Это противостояние паразитизма и труда, эксплуатации и полезного труда. Если вы устали от жизни во тьме, туберкулеза и нищеты, если желаете, чтобы ваши сыновья были не животными, но взращенными для битвы людьми, если не хотите, чтобы ваши дочери, которых вы не можете ни вырастить, ни защитить, стали инструментом получения удовольствий аристократии или богачей, если стремитесь увидеть воцарившуюся Справедливость: рабочие, восстаньте!