Париж: анатомия великого города

Неудивительно, что увлечение культурой американских чернокожих совпало с авангардистской модой на «примитивное» искусство Черной Африки. Зачинщиками стали Пикассо и сюрреалисты, превозносившие африканский примитивизм за первобытный шарм (в 1927 году Филипп Супо опубликовал эссе «Le Nègre», а коллекция африканского искусства Андре Бретона была знаменита в самых широких кругах). Не чувствовавшие ни капли презрения к себе, афро-американцы наслаждались неслыханным дотоле вкусом свободы творчества и социального равенства. За несколько лет сложился лживый миф о том, что Париж — «город без расизма». Именно этот миф в 2004 году бесконечное количество раз оживал в речах на площади Бастилии во время празднования пятидесятилетия освобождения Парижа от нацистов. Мои соседи по улице Вертбуа не верили в этот миф — они, беженцы из Руанды и Конго, полгода подвергались нападениям белых подонков.

В действительности жизнь примерно пяти тысяч чернокожих, в основном выходцев из африканских колоний, поселившихся в Париже в 1920-х, была невероятно тяжела. В большинстве своем это были молодые холостяки, бывшие солдаты французской армии, не имевшие семей или прочного места в обществе. Были среди них студенты и слуги, приехавшие во Францию с семьями из колоний. Большинство чернокожих служили на должностях разнорабочих, за мизерную плату трудились долгие часы на автомобильных заводах «Рено» и «Ситроен», на кондитерской фабрике «Амье» и прочих предприятиях столицы. Парижанки всех сословий слетались в кабаре на улице Бломе в XV округе, где собирались выходцы стран Карибского бассейна (между ними и африканцами присутствовал дух конкуренции, так как последних считали всего лишь лакеями из колоний). Жизнь же самих иностранцев в трущобах «зоны» была не так ярка: в работе с рассвета допоздна не было «экзотичной чувственности».

За первыми переселенцами 1920-х в Париж потянулись представители высшего общества и богачи Америки. Они ехали сюда за благами, описанными поселенцами первой волны: за сексуальной раскрепощенностью и социальной свободой, которых недоставало США. В моду во французской столице, например, вошли лесбийские отношения (самым знаменитым баром, где встречались парочки нетрадиционной ориентации, стал «Монокль» на Монпарнасе). Бисексуальность и гомосексуализм во всех районах города считались нормой поведения. В конце 1920-х годов текущий в Париж ручеек иностранцев превратился в широкую реку: в столицу Франции ринулось целое поколение молодежи, искавшей в равной мере выпивки, культуры и секса. В то время как «сухой закон» в США стал невероятно жесток, Париж не только превратился в убежище для богемы и диссидентов, но и стал идеальным сочетанием коктейль-бара и борделя для состоятельных иностранцев. Самыми знаменитыми персонажами из волны мигрантов были Эрнест Хемингуэй, Фрэнсис Скотт Фитцджеральд, Джон Дос Пассос и Гертруда Стайн, чья квартира на улице Флери служила своего рода американским литературным представительством. Однако настоящим центром американских литераторов в Париже стал магазин «Шекспир и К°» на улице Одеон. Управляла им уважаемая Адриенн Монье, не боявшаяся финансировать и популяризировать труды Джеймса Джойса, в то время как власти англоязычного мира осудили его как непристойного и вульгарного писателя.

С точки зрения литераторов-мигрантов, Париж 1920-х годов был храмом модерна. Центром же изобразительного искусства, литературы, секса и пьянства служил Монпарнас. Никто не может объяснить, почему авангардисты покинули бурлящий Монмартр. Не проливает свет на причину этого и множество теорий, как, например, идея миграционных течений (Монмартр якобы заполонили выходцы из Восточной Европы, даже Ленин и Троцкий побывали здесь), теория изменения вкусов в еде, напитках и манере поведения (по сей день самые большие и изысканные бары Парижа расположены на Монпарнасе, например «Купол» или «Элегант»). Возможно, главной причиной перемещения культурного центра стало то, что Монпарнас больше соответствовал характеру мегаполиса XX века: здесь не было провинциальной «деревенщины», мещанского ханжества и тоски по прошлому, как на Монмартре. И сегодня Монпарнас — это набор острых углов и прямых перспектив, сугубо городская культура.