Париж: анатомия великого города

И нет ничего удивительного в том, что сюрреалисты считали Париж полем битвы за чистоту современного мышления, где они призваны сражаться с рациональностью «цивилизации машин» оружием мечты — стихами и пьесами. В небольшом, но полном сюрреалистических идей романе «Парижский крестьянин» Луи Арагон призывал сотворить современную мифологию мегаполиса, которая утвердит Париж как новую Утопию неограниченного субъективизма.

Амбиции парижских сюрреалистов не знали предела, что было довольно типично для этого движения в целом. Как бы то ни было, Арагону удалось нарисовать живую и реальную картину Парижа начала XX столетия, места, где капитализм вставал на пути всех, кто посмел мечтать о свободе. Более того, возможно, Арагон лучше других сюрреалистов понимал, что определяющим жизнь Парижа фактором является человек.

Сюрреалисты особенно любили обращаться к образам и объектам, которые либо только-только вышли из моды, либо начали терять свое оригинальное предназначение. Они постоянно навещали пассажи правобережья, которые превратились в лабиринт пыльных аркад и переходов со стеклянными крышами, стиснутый величественными османовскими бульварами, полный магазинчиков, торгующих всем подряд — от перьев для шляпок до манекенов. Пассажи и сегодня стоят в том же обличье: можно бродить по их переходам часами, даже не зная, где находишься, забывая что ищешь.

Визуально передать повседневную жизнь города, превратить столицу в «магнитное поле», как сказали бы Андре Бретон и Филипп Супо, где современность истончается и магически преображается усилием ума индивидуума, — вот смысл движения сюрреалистов 1920-х годов.

Иностранцы

Одна из самых известных фотографий Андре Бретона, сделанная в 1920-х годах, изображает его стоящим в характерной пафосной позе на бульваре Монпарнас, напротив американского бара ресторана «Купол». Фотокарточка любопытна по ряду причин: например, несмотря на веру сюрреалистов в поэзию городских улиц, это одна из немногочисленных фотографий Бретона на открытом воздухе. В тот момент писатель пребывал на пике увлечения сюрреализмом, и политика и слава еще его не испортили. Снимок служит лишним подтверждением того, что центр парижских удовольствий и литературы переместился с Монмартра на Монпарнас. Интересно и то, что фотография ставит бок о бок два символа 1920-х: яркий новомодный bar américain и героя революционного авангарда. Несмотря на частые посещения этого заведения писателем, культурная пропасть между двумя идолами тех лет была непреодолима: Бретон был ярым противником вторжения американской культуры в Париж, a bar américain, напротив, привнес в столицу новые, раскованные и свободные формы поведения и развлечения (джаз, танцы, экзотические коктейли), которые в начале XX века считались чуждыми традиционным ценностям города.

Французское общество придерживалось самого нелестного мнения об американцах, живших в Париже 1920-х. Первыми из граждан США попали во Францию солдаты, гостившие в столице в 1917 году. Обратно на родину они увезли рассказы о безграничном парижском гедонизме и жажду полной свободы личности, неизвестную на их строгой пуританской родине. Шлюхи Парижа стали у американских солдат притчей во языцех, известной всем и каждому от Нью-Йорка до отдаленной фермы на Среднем Западе. Афро-американцы не чувствовали во Франции каких-либо формальных или социальных ограничений, что в их глазах превращало США в несправедливую и жестокую страну. Решившие остаться в Париже чернокожие музыканты пользовались невероятной популярностью, привнося самобытность в традиционные музыкальные направления и развивая собственные, непривычные парижскому уху музыкальные стили. На этих исполнителей возник невероятный спрос в среде ценивших экзотику парижан всех сословий. В труппе «Revue Nègre» выступали оркестр Клода Хопкинса, звезда-саксофонист Сидни Беше, танцор Джо Алекс, певица и танцовщица Жозефина Бейкер со своим «danse sauvage»[124]. Жозефина дебютировала перед парижской публикой в 1925 году на Елисейских полях и, став в одночасье звездой сезона, собирала на свои выступления огромные толпы со всего города. И годы спустя кабаре Жозефины Бейкер на улице Фонтэн пользовалось неизменным успехом. На волне первого триумфа и «негрофилии» «le jazz nègre» («черный джаз»), как называли его горожане (лишь позднее возникло наименование «le jazz hot» — «горячий джаз»), завоевал Париж. Самыми популярными джазовыми заведениями были «Le Caveau de la Gaoté» («Погребок веселья») на монпарнасской улице Тэте и «Пигаль» и «Палас» на севере города. Импрессарио Юг Панасье в 1927 году представил публике Луи Армстронга и Бесси Смит, совершенно изумив слушателей. В 1928-м в Париж впервые приехали Дюк Эллингтон и Фэтс Уоллер. Музыкальная труппа «Черные птицы», образованная по подобию «Revue Nègre», выступала в битком набитых залах «Мулен Руж» (среди зрителей присутствовал писатель, философ и эротоман Жорж Батай, восхищавшийся примитивной сексуальностью представлений).