Париж: анатомия великого города

Попав в Фобур Сент-Антуан, модники в париках никогда не посмели бы выразить презрения к простолюдинам вслух. Среди представителей низших классов Парижа царили свои собственные моральные устои и антигерои, например, стиляга, бандит и убийца Луи-Доминик Картуш. Главным образом его любили за бесшабашное удальство, с которым он резал богачей. Его казнь в 1721 году собрала тысячи зевак. Он стал своеобразным воплощением скрытых желаний народа, которые выплеснулись на улицы города в 1789 году.

Простонародный Париж в литературе того времени представал местом омерзительным: повсеместные грязь, шум и тьма. Больше всего благородное сословие страшили sans-culottes — суть самого дна Парижа; в знак своего происхождения санкюлоты носили не общепринятые укороченные до колена штаны (culottes) по моде аристократов, а обычные брюки, как принято у простолюдинов. Самые отважные из аристократов, осмелившиеся навестить бедные рабочие районы, утверждали, что парижские пролетарии экзотичны и опасны не меньше «дикарей» из колоний в Новом Свете.

По большей части подобные страхи были надуманны, но отрицать тот факт, что в народной среде таилась опасность, было бы глупо. Фобур Сент-Антуан граничил с тридцатью восемью крупными и тридцатью мелкими улицами города. Главными транспортными артериями стали улицы Фобур Сент-Антуан, де Шарантон, де Рейи, де Пикпу, де Монреаль, де Шаронн и набережные ла Рапи и Берси. Многие ремесленники селились вдоль них, чтобы быть поближе к складам и портам. В конце концов эта окрестность превратилась в скопище трущоб и перенаселенных многоквартирных домов.

Как бы то ни было, деловая жизнь района бурлила. Магазины и рынки были полны продуктов, основанный в 1777 году магазин продуктов «Марше де Алигре» славился на весь Париж своим ассортиментом. Несмотря на тяготы жизни, жители небогатых районов столицы отличались оптимизмом, человечностью и добротой. Они ненавидели полицейских, аристократию, клерков, налоговых инспекторов и шпиков, страдали от роста цен и снижения заработной платы, но в остальном среда их обитания отличалась уютной, хотя порой и напряженной обстановкой. Сюда, чтобы смешаться с толпой простолюдинов, шел Ретиф, здесь он с интересом наблюдал за простотой нравов, игр и удивлялся незамысловатому веселью.

Первые выстрелы в апреле 1789 года прозвучали здесь. Они навсегда изменили мир.

Штурмуя Бастилию

Точкой отсчета восстания принято считать слух о неосмотрительных словах владельца местной обойной фабрики, некоего Ревийона, якобы публично заявившего, что будет лучше снизить заработную плату рабочим. Постепенно молва об этом распространилась по району: из кабака — в кафе, с рабочих мест — в дома, из борделя — в таверну; так слух превратился в «факт». Вот этот-то «факт» и спровоцировал в 1789 году самое кровавое восстание в истории Парижа, где витавшая до поры в воздухе озлобленность бедноты, страдавшей в лучшем случае от авитаминоза, а в худшем — от недоедания, сгустилась и стала почти материальной.

Войска в попытке подавить восстание, а точнее — прекратить ряд стычек вокруг улицы Фобур Сент-Антуан, открыли стрельбу. Вслед за ружейными залпами по толпе прокатился такой вопль ярости, что стало очевидно: бунт отнюдь не подавлен. С этого начался хаос. Сражение между рабочими, безработными и правительственными войсками продолжалось целый день; к вечеру солдаты выбились из сил и были деморализованы.

Волнения получили дополнительный импульс: бунтовщики из Сент-Антуана заключили союз с рабочими сыромятен из Фобур Сен-Марсель, беднейшими горожанами, которые, громко требуя справедливых законов, толпой ринулись по мостам на правый берег и принялись избивать полицейских и королевских солдат. Обстановка накалилась до предела, после рукопашной схватки, длившейся весь день, уставшие французские гвардейцы сохраняли лояльность по отношению к королю, но находились под командованием бездарных офицеров и понятия не имели, как очистить улицы, которые заполнили пьяные бунтовщики и просто выпивохи; в сумерках растерянные солдаты открыли стрельбу на углу рю де Монреаль. Сотни рабочих и сочувствующих им погибли, мертвые и изувеченные тела остались лежать в уличной грязи.