Городская жизнь не замерла во время революции, но приобрела гораздо более серьезный и мрачный характер. Веселье оставило общество еще до революции, тогда же пьянство перестало быть всепоглощающим явлением, а распутство сбавило обороты — Франция явно находилась на пути к кризису: некий современник заметил, что в тавернах и на улицах почти перестали звучать песни, а те, что еще можно было услышать, были ироничными или издевательскими. Во времена революции повседневная жизнь утратила плавное течение и изобиловала крайне резкими поворотами. Частная и общественная революционная мораль зачастую противоречили друг другу. Революционные нормы определены не были: то пропагандировалась вседозволенность во имя восстания и подрыва старого строя, то воцарялось аскетичное пуританство, осуждавшее все формы удовольствий как пережиток старого режима. На пике террора город охватила лихорадочная похоть, даже самые «работящие» проститутки сетовали, что устают до полного бессилия. На этом фоне якобинцы осуждали пьянство, проституцию и прочие радости жизни как контрреволюционную фривольность и даже предательство идей революции.
Однако худшие времена для простых парижан были впереди: сразу после окончания Великого Террора в город ворвались голод и болезни. Пока же конфликт между свободой и развратом бушевал вовсю.
Неожиданно героем революции стал маркиз де Сад, который чуть не ли единственным из заключенных в Бастилию был освобожден народом. Де Сад находился в заточении с 1778 года, сначала в Венсенском замке, а затем в Бастилии. Его арестовали по подозрению в отравлении и содомии, но оправдали. Но даже после оправдательного вердикта из тюрьмы его не выпустили; так он и сидел, мастурбируя, обжираясь и пописывая свое лучшее произведение, «120 дней Содома» — массивный перечень разнообразных сексуальных извращений. За десять дней до штурма Бастилии, до кровавой резни, охватившей Париж, де Сада перевели в тюрьму Шарантон. Революционеры добрались до библиотеки маркиза, и все шестьсот его книг, принадлежащие ему картины и рукописи были изрезаны, сожжены или украдены.
Когда в 1790 году маркиза выпустили, он предал свое сословие, повернулся против аристократов и объявил себя обычным гражданином, рядовым писателем и преданным революционером. Проведя некоторое время в сумасшедшем доме, маркиз обратился к театру (одно из немногих искусств, официально поддержанных революцией). Наслышаны о произведениях маркиза были многие, но доступны они были лишь избранным читателям. Его ценили за неустанные нападки на лицемерных аристократов и ханжество церкви. Проблемы возникали не из-за литературных произведений де Сада, а из-за его образа жизни, обязательными элементами которого были оргии и покушения на убийства. Самым откровенным вмешательством маркиза в политику стало его выступление во время дебатов с проповедью «Еще одна попытка стать республиканцами», текст которой позднее вошел в порнографическую «Философию в будуаре».
Автор утверждал, что написал свое произведение с целью показать иллюзорность всякой религиозной морали и призвать личность отринуть все формы неестественной власти. Де Сад уверял, что только когда человечество последует его советам, мужчины и женщины смогут стать по-настоящему свободными и, следовательно, истинными носителями республиканских ценностей. Но значимость работ и книг маркиза состоит в том, что из всех своих современников он один явил, во что превратится террор, который несет с собой абсолютная свобода: в полную противоположность абсолютизма монархии. На картине знаменитого сюрреалиста Мэна Рэя 1938 года мы видим напыщенного расплывшегося де Сада, великого теоретика преступлений, со взором, устремленным в просторы грядущего.
Центром всех преступных удовольствий Парижа даже во времена революции оставался Пале-Рояль. По городу ходили слухи, что каждую ночь там проходят сексуальные представления, в которых участвуют проститутки, трудящиеся теперь бесплатно: совокупляясь на сцене, они приглашают зрителей присоединиться к оргии во имя революционного антиклерикализма. Такой была жизнь всех тех граждан республики, кто в поисках секса стекался в Пале-Рояль. Очевидец рассказывал, что «на пике революции в здешних садах в любое время прогуливались около двух тысяч девушек. Некоторые приезжали издалека, а двери домов тех, что жили по соседству, были украшены вывесками с недвусмысленными предложениями, непосредственно же товар обычно выставляется на балконе. Если же прохожие не обращают на них внимания, дамочки развлекаются тем, что опорожняют ночные горшки прямо из окон на улицу. Так что в Пале-Рояль не вредно посматривать наверх».