Специальным аттракционом пале-рояльских борделей были «sosies de vedette» — шлюхи, которые одевались и выглядели, как знаменитые дамы и аристократки тех лет. Иногда такие проститутки выступали в роли «суламифей» (термин родился из имени возлюбленной из библейской Песни Песней). Любимыми моделями считались звезды театра или оперной сцены. На подъеме революционного террора сексуальная активность горожан только возросла: женщины надевали головные уборы, окрашенные в красный, белый и синий цвета, и предлагали членам Учредительного собрания «особые» цены.
Могло показаться, что в городе царит дух непрекращающегося карнавала. «Воистину, новый Содом!» — подметил один из гостей Парижа. Но таверны и бордели Пале-Рояля жили по жестко установленному распорядку. Наиболее дорогие и эффектные красотки облюбовали кафе «Де Фуа», то самое, где безработный юрист и оратор Камилл Демулен 12 июля 1789 года произнес блистательную речь, которая вдохновила толпу на штурм Бастилии. Теперь здесь в апартаментах на втором этаже проживали и предлагали дополнительные развлечения в виде обедов или пения под аккомпанемент пианино самые модные проститутки. Шлюхи низшего пошиба занимались незатейливым ремеслом добывания денег. «Almanach des addresses des demoiselles de Paris de tout genre et de toutes les classes» приводил список всех, кто предлагал в столице самые разные услуги, в том числе и сексуальные: например, «Берси — мулатка с пышной фигурой, улыбчивым лицом, симпатичное сокровище, сама гибкость и живость американки — 6 ливров» (весьма скромная плата); итальянская брюнетка «с мягкой кожей, аппетитной грудью, без вуали» стоила 12 ливров «demi-nuit» (за половину ночи). Иностранки всегда ценились дороже парижанок, особенно таких, как Жоржетта, которая была «лакомством» пока трезва, но «скандальна и бесстыдна, напившись пунша». Жоржетта стоила 3 ливра за ночь, но клиенту при этом следовало быть готовым к пьяной истерике и, вполне возможно, к драке.
Наряду с признанием права на существование идей маркиза де Сада, революция дала право на открытое удовлетворение почти всех плотских радостей: секса, пьянства, обжорства. Еда и выпивка, в отличие, правда, от секса, не всегда были легкодоступны. Одним из удовольствий запретного характера оставался гомосексуализм. Маркиз де Сад прославлял содомию как высшее и самое изысканное злодеяние, которое, однако, по его трактовке должно было вершиться между женщинами и мужчинами, или мужчинами и мальчиками, но всегда в контексте бисексуальной оргии. Абсолютная гомосексуальность считалась прерогативой аристократии, даже несмотря на то, что многие содомиты происходили из низов общества, и тексты де Сада — тому подтверждение.
Парижские полицейские уже давно считали гомосексуализм бичом столицы. Еще в 1715 году начальник городской полиции Симонне строил планы по избавлению Парижа от содомитов. Самым популярным методом этой борьбы стали шпионы; на закате они отправлялись в известные места встреч извращенцев, например в сад Тюильри или Люксембургский сад, общались и флиртовали. После 1738 года в полицейских отчетах гомосексуалистов начали называть «педерастами» — термином, заимствованным из греческого языка, считавшегося научным и светским (определение «содомия» имело библейские корни и ассоциировалось скорее с грехом, нежели с преступлением, что сильно сбивало полицейских с толку). Но все меры не остановили роста популярности однополой любви. Более всего власти беспокоил тот факт, что за обоюдной мастурбацией в известных «педерастических кварталах» все чаще ловили женатых мужчин. Конечно, мужья утверждали, что не являются ни «содомитами», ни «педерастами», что не любят ни анальный, ни оральный секс, а просто экономят деньги, не тратя их на проституток. Во многом в распространении подобного поведения винили питейные заведения, подобные кабаре «Дю Шадрон» на улице Сент-Антуан, где размещался частный клуб, в котором «мужчины брали женские имена и женились друг на друге».
Взять под контроль такие развлечения было невозможно, в основном из-за их дешевизны и невероятной популярности. Сотни содомитов были арестованы в XVIII веке, но наказание обычно бывало мягким: краткое тюремное заключение или штраф. Если случаи жестких наказаний и случались, то истории этих неудачников были подобны участи маркиза де Сада, посаженного в тюрьму без суда и следствия. Нескольких гомосексуалистов казнили, но большинство из них взошли на эшафот, будучи обвиненными в иных преступлениях.