Париж никогда тебя не оставит

– А вы бы остались «сюси-пуси»? Или стали бы как тетя Ханна и дядя Хорас?

– «Сюси-пуси», – ответила она, но вопрос этот заставил ее задуматься, и не только о ее собственном коротком браке – состарились бы они вместе или по отдельности? – но и о Хорасе с Ханной. Когда они охладели друг к другу? Еще до войны? Или их чувства стали одной из жертв мировой катастрофы? А может, никакого охлаждения и не было. Одна подслушанная ссора еще не означает, что браку настал конец. Может, ее собственное настороженное отношение к Ханне помешало ей беспристрастно оценить ситуацию. Французы были ей понятны, но когда дело доходило до американцев, она все еще была очень наивна. Это, конечно, расхожее клише, что, мол, чужой брак – потемки, но ей-то было известно еще меньше, чем другим. У нее попросту не было опыта.

Семь

Однажды дождливым утром на первой неделе января Хорас вкатился к Шарлотт за загородку, умудрившись не наехать на зонтик, который она оставила раскрытым в углу, и развернул коляску, оказавшись по другую сторону стола, к ней лицом. Единственное окно все было залито дождем, и ее кабинетик казался каким-то сумрачным, хотя она зажгла верхний свет.

– Хотел тебя сегодня подвезти, но когда позвонил тебе снизу, то никто не ответил.

– Я ушла пораньше, – солгала она. – Нужно было поговорить с учительницей Виви.

Звонок она прекрасно слышала и, стоя за занавесками, смотрела из окна гостиной, как машина, которая приходила за ним каждое утро, отъезжает от края тротуара. То, что она жила на верхнем этаже его дома, было подозрительно уже само по себе. Начни она приезжать в его машине по утрам и уезжать по вечерам – даже представить себе невозможно, что бы начали говорить о них коллеги. И все же, стоя под дождем на автобусной остановке, она не могла не испытывать смутных сожалений.

Он взял папку с рукописью, которая лежала у него на коленях, подался вперед и небрежно швырнул на стол. Она покосилась на название. «Под желтыми звездами».

– Это не справочник по астрономии и не руководство для туристов – на тот случай, если у тебя мелькнули подобные догадки.

– Не мелькнули, – сказала она.

– Уж не знаю, почему агент не послал это тебе. Это твоя епархия, не моя. В общем, глянь, пожалуйста, и скажи мне, что ты думаешь.

– Я могу сказать тебе прямо сейчас.

– Не слишком ли это опрометчиво?

– Может, мое суждение и опрометчиво, но книга эта не ко времени. Быть может, еще лет через десять. Тогда люди будут к этому готовы. Но не сейчас. Пока нет. – Она вспомнила ту послеполуденную площадь сразу после Освобождения, женщину в грязном и драном нижнем белье, другую женщину, державшую собственное дитя под мышкой, точно ненужный багаж, беснующуюся толпу. – Чувства еще слишком свежи.

– Именно это они подумали о «Дневнике Анны Франк». Книгу отвергло пять издательств в Англии, и девять – здесь. После войны прошло слишком мало времени, говорили они. Кто станет платить больше трех долларов за плоды раздумий девочки-подростка, сидящей взаперти на чердаке, спрашивали они. Но младший редактор по имени Барбара Циммерман была другого мнения. «Даблдей» напечатал пять тысяч экземпляров. В воскресенье «Таймс» опубликовала рецензию, а в понедельник весь тираж уже был распродан. Это было три года назад. Нужно ли мне напоминать, что произошло с тех пор, кроме того, что Барбара Циммерман больше не младший редактор?

– Барбара, помимо всего прочего, написала предисловие и уговорила Элеонору Рузвельт поставить под ним свою подпись.

– У тебя имеются возражения насчет написанных чужой рукой предисловий?

– Просто мне кажется, молния в одно место дважды не ударяет. Не так скоро.

Он пристально глядел на нее через стол. Она вынудила себя не отводить глаза. Шарлотт отказывалась чувствовать себя виноватой. Зарубить книгу – это были семечки по сравнению с прочими ее преступлениями.

– Так вот что это значит – быть свидетелем, – сказал он и выкатился вон. В этот раз, решил Хорас, направляясь к себе в кабинет, он просить прощения не будет. Рано или поздно ей придется вылезти из своей раковины.

Шарлотт продолжала молча смотреть на рукопись, которую он оставил у нее на столе. Читать это она не собиралась. Свое мнение она ему уже сообщила. Ей не хотелось даже видеть этот текст у себя в кабинете. Она встала, взяла со стола папку, пересекла общий холл и положила ее на стол к секретарю Хораса. Секретарь взглянула на обложку.

– «Под желтыми звездами», – прочла она вслух. – Это что же, любовный роман?

Шарлотт дала бы ей пощечину, но кто раздает пощечины милым пожилым женщинам, чей единственный недостаток – склонность к пересудам на работе и общая наивность? Последнее было особенно сложно поставить ей в вину. Даже среди пострадавших половина пребывала в неведении либо все отрицала – по крайней мере, поначалу.

* * *