Париж слезам не верит

Последние его слова потонули в гуле восторгов. Барышни кричали «ура», Бенкендрф воспрянул духом, поскольку на него больше не сердились. А Катенька уже держала Мишеля за обе руки.

Проводив спутниц до особняка в Сент-Оноре, генералы отказались от предложенного посещения. Лиза была все еще бледна, но нашла в себе силы сказать несколько добрых слов и благодарно сжать пальцы Воронцова, когда он поцеловал ей руку.

На улице Михаил обрушился на Шурку.

– Ну, все! Терпеть твои выходки больше не буду! То верблюды, то Крюденер! Куда ты нас в следующий раз затащишь?

– Чего верблюды-то? – отнекивался Христофорыч. – Чем верблюды плохи?

Чем плоха Крюденер, он уже не спрашивал.

– А по мне, что верблюды, что эта кликуша, что Версаль – блаженно вздохнул Орлов, – все к лучшему. Думаю, я женюсь.

Чем больше Михаил Семенович размышлял над событиями пятницы, тем сильнее приходил в смятение. Ужас содеянного обрисовывался перед ним с каждым часом все яснее. Четыре юных барышни были отпущены под присмотром добродетельной, но все же незамужней тетки в картинную галерею. Там их встретили и увезли с собой три вертопраха в генеральских мундирах. Имели наглость зазвать в салон, пользующийся сомнительной репутацией, где одной из девиц стало дурно, и лишь это спасло несчастных дурочек от дальнейших приключений. Так история выглядела со стороны. Скандал чистой воды! А если принять во внимание имена и должности участников…

Случись подобное с кем-нибудь из его подчиненных, командующий, не колеблясь, посадил бы мерзавца под арест, а сам отправился бы к родным скомпрометированной барышни приносить формальные извинения. И было ясно, что простым понижением звания дело бы не окончилось. У любой девицы есть отец, дядя, брат или кузен, ну, словом, тот, кому положено защищать доброе имя семьи. При нынешних же обстоятельствах оставалось только гадать, какой оборот примут события. Воронцов воображал гнев старой графини, запертых по комнатам девок, слезы Лизы, спешные сборы в обратный путь.

Все Шурка! Змей! Враг рода человеческого! В отличие от друга, он спал сном младенца, а когда утром граф едва не пинком поднял его с кровати, вопрошая, что им теперь делать, Бенкендорф остался невозмутим.

– А чего делать-то? – широко зевая, спросил он. – Ничего дурного мы не совершили. Барышни целы. Сидят дома, ждут поездки в Версаль.

– Ты в своем уме? – взвыл Воронцов. – Да сегодня весь город…

– Какой город? Что ты блажишь? – Христофорыч с хрустом потянулся, потом встал, решительно взял друга за плечи и развернул к стулу, на спинке которого висел его мундир. – Ты прапорщик? Капитан? Полковник? Ты командующий корпуса, а я начальник Штаба Гвардии, мы оба генерал-адъютанты. В нашем присутствии даже разговоры о чем-нибудь неблагопристойном неуместны.

– Ты полагаешь, формой можно прикрывать низкие поступки? – вспылил Михаил.

– Но ведь ничего не случилось.

– Случилось, – насупился Воронцов. – Нас больше на порог к Браницким не пустят! Александра Васильевна…

В Шуркиных глазах мелькнули лукавые огоньки.

– Ты считаешь ее дурой?

– Почему?

– Она привезла в Париж пятерых девок и прекрасно понимает, что не найдет им женихов, если не будет закрывать глаза на некоторые вольности в обхождении.

– Кататься по всему городу в открытой карете с порядочными девицами, как будто они какие-нибудь актрисы, это не некоторые вольности! Это, я тебе скажу…

– Ну, скажи. Интересно послушать! – Бенкендорф снова сел на кровать и взялся за сапоги. – Много ты порядочных девиц видел? Знаешь, как с ними обращаться?

Воронцов вынужден был признать, что бивуачная жизнь не располагает.

– Миша, милый, пойми наконец: мы вышли из возраста, когда матушки прячут от нас невест, – заявил Шурка. – Нам их навязывают. Потому что в наши лета возможны только самые серьезные намерения.

– Мы такие старые? – устало спросил граф.

– Солидные, – с довольной ухмылкой протянул Христофорыч. – Если тебя что-то беспокоит, поезжай и поговори с Александрой Васильевной. Памятуя о своей боевой юности, она вряд ли будет особенно сердита. Ты хоть знаешь, кем она была? Любимая племянница князя Потемкина. Любимая во всех смыслах! Графиня видит наши штучки насквозь. Когда ее сиятельство посчитает момент опасным, она живо покажет тебе твое место.

Последние слова Бенкендорфа не замедлили подтвердиться. Скрепя сердце Воронцов все-таки поехал в Сент-Оноре. Во внутреннем дворике он встретил грустного и обескураженного Орлова, собиравшегося уходить. На немой вопрос Мишель развел руками.

– Просил официального разрешения ухаживать за Екатериной Николаевной. Отказали.

Новость как громом поразила графа.

– Из-за вчерашнего? – с замиранием сердца спросил он.

– Нет, – вздохнул Орлов. – Кажется, графиня еще не знает. А если знает, то делает вид, что ничего не случилось. Но она не может дать позволения ухаживать. Нужно просить отца. А он в России. Так что, сказала, держите себя в руках, а то Катька у нас девка прыткая.