Париж в любви

Лука только что отбыл вместе с одноклассниками в недельный лыжный поход. В последнюю минуту я прочла ему лекцию: никаких наркотиков, никакой выпивки, никакого секса и никаких крутых склонов. Анна слушала как завороженная, а в конце спросила: «Зачем ты говоришь ему все это? Он не умеет все это делать! Ведь он не ходит на фильмы „до шестнадцати“».

* * *

Интересный поворот в жизни Флорана! За весь сегодняшний разговор с Алессандро он ни разу не упомянул о жестокосердной итальянской официантке, зато целый час говорил о женщине, с которой знаком полтора года — она просто друг. Преподает французский язык и литературу в той же средней школе, что и Флоран. Он всегда считал ее интересной, но никогда не рассматривал в определенном плане. Теперь рассмотрел.

* * *

Мы обнаружили в Маре мебельный магазин, в котором выставлены вещи с затейливым дизайном: абажуры с причудливыми контурами; шкафчик с украшениями из сварочного железа; диван, ручки которого закручены, как раковина улитки. Я влюбилась в асимметричное красное бархатное кресло, одна ручка которого сладострастно изогнута, а вторая образует острый угол. И тем не менее мне трудно представить себе особу, которой захотелось бы жить среди этой мебели: ее жизнью будет править le chic.[74]

Куриный суп

Жизнь моей матери шла по траектории: от богатства к бедности. Она всегда говорила, что так и не научилась готовить, потому что выросла в доме, где были кухарка и несколько горничных. Так как эти факты стали мне известны, когда я росла на бедной ферме в сельской местности Миннесоты, меня завораживала мысль, что мама когда-то жила как принцесса.

Я приставала к ней с просьбами рассказать детали. Моя любимая история — о том, как она спряталась в столике на колесах, на котором вкатили напитки в гостиную. Мама вывалилась из него, и ее стошнило прямо у ног моего дедушки. Для нее кульминацией этой истории был тот момент, когда дедушка добродушно заявил, что его единственную дочь может рвать, где ей заблагорассудится. Эта деталь никогда меня не интересовала: мои отпрыски и я считаем само собой разумеющимся, что нас может вырвать в любом месте нашего дома. Я жаждала послушать о другом: о столике на колесах. Ряды бокалов, тихонько позвякивающие бутылки, шуршание накрахмаленного передника горничной, которая учтиво подает моим дедушке с бабушкой их первый коктейль за вечер.

К несчастью, благосостояние нашей семьи сильно пошатнулось с тех золотых дней. Вместо того чтобы выйти замуж за банкира, моя мать почему-то вышла за сына фермера. Мало того, ее избранник был поэтом, а стихи гораздо труднее продать, чем пшеницу. Когда родители поженились, у них в доме даже не было водопровода.

Как гласит легенда, моя мать, которой в силу обстоятельств пришлось стряпать и мыть посуду, научилась готовить благодаря книге «Радости кулинарии».[75] Я никогда не верила этому. Не спорю, она могла приготовить овсянку, жаркое и пирог, который называла «Пирог, Который Всегда Удается» (само название свидетельствует о том, что им оканчивалось множество трапез). Однако главным образом она тратила время на то, чтобы переодевать моих братьев в белые рубашки к обеду, учить нас, как правильно разбить яйцо всмятку в фарфоровой рюмочке, и посвящать в тайны сервировки стола. Причем она настаивала на том, чтобы фамильное серебро употреблялось за каждой трапезой. По правде говоря, в ее сверхъестественном умении загубить любой рецепт (даже Пирог, Который Всегда Удается, имел какой-то странный металлический привкус) вряд ли можно винить Ирму С. Ромбауэр. Мама не собиралась тратить на готовку время и энергию — в душе она считала, что стряпней должен заниматься кто-нибудь другой. Ее не особенно интересовало то, какой у пищи будет вкус.

Я тоже никогда не могла смириться с потерей нашего аристократического прошлого, и в конце концов чары голубой крови стали отличительной чертой Элоизы Джеймс. Если героини моих романов не рождаются сказочно богатыми, то становятся таковыми к последней главе — причем все они растут в доме с горничными.

Однако, живя в Париже, я поняла, что, даже будь я окружена накрахмаленными передниками, все равно не променяла бы умение стряпать на аристократическую жизнь. Парижане уделяют много времени работе на кухне. Последние полгода я тоже стала тратить на стряпню время и энергию. Я даже прочла несколько поваренных книг. Так, целую неделю я добавляла тмин ко всему — от яиц до барашка. Некоторые блюда удавались, другие — нет. Я добавила лаванду в шоколадный торт (вышло не очень хорошо). Не тратя время на то, чтобы научиться коптить кролика над костром из веток яблони, а потом тушить его в соусе из трюфелей, я предпочитала простые вещи: ризотто, хороший бульон, целительный суп.

Однажды мы пригласили на обед новых друзей, включая банкира с внушительным фальстафовским брюшком. Это один из тех французов, который (по крайней мере, в моем воображении) берет бокал со столика на колесах и смакует свиные ножки с зеленой чечевицей. Я угостила его куриным супом.

Он попросил добавки.