Парижская мода. Культурная история

О ситуации в Париже писала Джанет Флэннер из журнала New Yorker. В своей первой статье, опубликованной 15 декабря 1944 года, она рассказывала: «Дочь редактора модного журнала, нежная блондинка, участница первых этапов интеллектуального сопротивления, провела год в одиночном заключении в камере тюрьмы Санте, а теперь она рабыня на фабрике в Германии»[478]. Парижская мода, по мнению журналистки, сочетала бедность с осознанным стремлением к шику:

Здесь все призвано заменить собой нечто иное. Женщины, которые не аккуратны, не стройны и потрепаны, выглядят аккуратными, стройными и шикарными, громыхая по улицам своими туфлями на деревянных подошвах – заменяющих обувную кожу, – которые цокают как конские копыта. Их широкоплечие слегка потертые пальто из овчины – заменяющей шерстяную ткань, которую нацисты приберегали для себя, – куплены на черном рынке три зимы назад. Парижские мидинетки… по-прежнему носят свои кустарные, фантастически высокие роскошные тюрбаны Карла X. Брюки на мужчинах выношены, так как они не из числа вещей, которые можно сшить дома на скорую руку. Молодые интеллектуалы обоих полов разгуливают в лыжных костюмах. Их носили участники сопротивления, когда сражались в отрядах маки и замерзали. Они дали начало студенческой моде Сорбонны[479].

Еда, одежда и топливо долгое время поставлялись в Париж в ограниченном количестве. В 1946 году, когда в Оперá давали гала-балет в честь созыва послевоенных конференций Большой четверки, объявление над билетной кассой робко призывало зрителей приходить в вечерних костюмах, «насколько это окажется возможным». Приглашения на открытие галереи Шарпантье звучали более категорично: парадная одежда была «крайне желательна»[480].

Как же возрождалась высокая мода в этих условиях? В 1945 году Парижский синдикат высокой моды организовал передвижную выставку, на которой демонстрировались куклы в нарядах от самых известных парижских кутюрье. Этот формат был избран отчасти потому, что крошечные кукольные наряды требовали очень мало материала. Миниатюрные костюмы были не просто очень симпатичны: команда художников, в частности Кристиан Берар и Жан Кокто, воссоздали привлекательный и яркий стиль довоенной модной иллюстрации и фотографии. Напоминая о вкладе Франции в развитие цивилизации, каталог выставки включал в себя многочисленные репродукции французских живописных и графических работ, связанных с искусством моды.

Послание было недвусмысленным. Оно гласило: «Франция серьезно пострадала от войны и оккупации. Она с большим трудом восстанавливает ресурсы, чтобы обеспечить хотя бы свои собственные нужды. Но ее творческий гений невредим». Вероятно, опасаясь враждебной реакции, французский посланник в Лондоне предварил открытие там выставки словами: «Мне хотелось бы предупредить возможное непонимание со стороны тех, кто собирается увидеть эти проявления роскоши. Эти прекрасные вещи – любовный труд парижских швей, которые шили их замерзшими пальцами посреди голодающего города». По его словам, это тоже может считаться формой «сопротивления»[481]. «Театр моды» демонстрировался в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Копенгагене, Барселоне и других городах; турне частично финансировалось американскими гуманитарными институциями. Мероприятие способствовало возвращению парижской моды на международный рынок.

Впрочем, это был лишь первый шаг. На демонстрации модных коллекций в феврале 1946 года присутствовало очень мало американских журналистов и покупателей. Однако Кармел Сноу в докладе перед представителями Нью-Йоркской организации моды (New York Fashion Group) «настоятельно рекомендовала им вернуться на следующий год, когда ситуация, несомненно, улучшится. „У Lelong новый модельер, – сказала я, – его коллекция – настоящая сенсация, там полно идей. Его зовут Кристиан Диор“». Многие прислушались к ее совету, «и когда Диор открыл собственный модный дом и начал продвигать свой „нью-лук“, они аплодировали ему с тем же энтузиазмом, что и я, когда я сказала: „Диор спас Париж, так же как Париж спасла битва на Марне“»[482].

Иллюстрации

Мадам Гре драпирует платье на модели Мюни. 1942. Париж, Франция. Фотография: Филипп Поттье. Публикуется с разрешения Diktats Books, Париж