В марте 1942 года евреям, находящимся на территории оккупированной Франции, было приказано носить на одежде желтую звезду Давида с надписью «Juif» («Еврей»). Некоторые смелые французы, мужчины и женщины, также вышли на улицы с этими нашивками в знак солидарности – и были арестованы. Жена Филиппа де Ротшильда, христианка, была отправлена в концентрационный лагерь Равенсбрюк на следующий день после того, как во время модного показа коллекции Скьяпарелли она пересела, не желая находиться рядом с Сюзанной Абец, французской женой Отто Абеца, посланника нацистов в Виши. Ее жест заметили и на нее донесли[459]
.Война продолжалась, и жизнь гражданского населения Франции – даже клиентов модных домов – становилась все тяжелее. Коллекция Ланвен, выпущенная в декабре 1942 года, обыгрывала тему «День из жизни парижанки». Пальто из этой коллекции именовалось «Je fais la queue» («Я встаю в очередь»): большинство парижанок проводили в очередях несколько часов в день. Уютный домашний костюм назывался «Je me réchauffe» («Я согреваюсь»): это желание было знакомо всем, поскольку топливом снабжали прежде всего немцев[460]
. Необычно холодная зима также внесла коррективы в содержимое гардероба. Немцы монополизировали большинство меховых изделий, оставив французам лишь дешевые товары – кроличий или кошачий мех. Женщины записывали в дневниках, что надевают на себя несколько слоев одежды; одна женщина, которая носила старые шипованные военные ботинки своего отца, утверждала: «Все дамы в Париже носят такую обувь… В ней по-настоящему тепло»[461]. Поскольку кожа тоже была в дефиците, люди все чаще надевали туфли на деревянной подметке; Морис Шевалье в популярной песне славил звук, который они издавали. Когда немцы реквизировали автомобили, французы пересели на велосипеды, и некоторые товары появлялись, по-видимому, с учетом этого факта. Например, ручные сумки все чаще заменялись наплечными.Нацисты во Франции, так же как в Германии и Италии, неоднозначно относились к моде: ее «искусственная» и «космополитичная» природа плохо соответствовала стандартам «естественности» и «национализма». Умаляя значимость парижской составляющей моды, нацисты подчеркивали символы la francité[462]
, от Жанны д’Арк до берета. Женщин побуждали носить более традиционную и аутентичную «французскую» одежду. Региональный народный костюм периодически вытаскивался на свет и объявлялся «основой» современной моды (то же самое происходило в Германии и Италии). Статьи в женских модных изданиях, контролируемых фашистами (как в регионах, подвластных режиму Виши, так и в оккупированной части Франции), рекламировали «здоровое» крепкое тело и «традиционные» ценности. Женщин предупреждали, что излишняя стройность плохо сказывается на способности к деторождению. Немецкие власти и правительство Виши пытались отвадить дам от пристрастия к «маскулинным» брюкам, которые вызывали (негативные) ассоциации с женской эмансипацией. Запреты, впрочем, были недолговечны, и как минимум в одном случае оговаривалось, что они не действуют, если «брюки надеваются для езды на велосипеде»[463]. Несмотря на все подобные ограничения, однако, все больше женщин отдавало предпочтение брюкам как теплому и практичному костюму.В американской прессе военного периода появилась увлекательная статья «Парижские газеты осуждают легкомысленные наряды». В ней подробно рассказывалось о французской медийной кампании, организованной «в поддержку „француженок“ и против „парижанок“». Американский журналист писал: «Уже некоторое время постоянные колонки ежедневных газет публикуют тенденциозные статьи о парижской моде. Они говорят об „очищении“ моды. Они хмурятся при виде макияжа и окрашенных волос. Он оплакивают „роскошную“ моду, создававшуюся великими парижскими кутюрье, и рекламируют шик для народа»[464]
.После войны историк Ричард Кобб заметил, что на фотографиях эпохи les années noires[465]
заметно «множество разных беретов», «размеры и форма [которых] указывают на широкий спектр убеждений, от щепетильной ортодоксальности Виши до крайностей ультраколлаборационизма». Чаще всего встречался темно-синий цвет, хотя «зеленый мог подойти фашиствующим пейзанам Доржера» и «Дарнан, без сомнения, копируя форму СС, нарядил в черные береты сотрудников la Milice[466]». О красном цвете социалистов «не могло быть даже речи». Мужчины и женщины, обычные люди и высокопоставленные чиновники, – все носили «национальный берет». Однако после июня 1944 года он получил отставку. Кобб пишет: