Парижская мода. Культурная история

В чем же заключается «политическая красота» фрака? Заметим, это высказывание тем более примечательно, что во время восстания 1848 года певец дендизма «предпочел сражаться на стороне», когда «вся приличная парижская публика, все модное общество, вся интеллигенция Левого берега выступили против них на стороне порядка». Т. Дж. Кларк замечает: «Разве денди сражаются, или говорят о политике, или имеют убеждения? Бодлер в 1848 году все это проделал»[163]. Девятнадцать лет спустя Бодлер назвал свой поступок «упоением», вызванным «жаждой мести» и «наслаждением разрушением». «Представляете себе денди, который обращается к народу иначе, кроме как глумясь над ним?» И все же он вовсе не был чужд политике, даже после того как буржуа одержали верх над рабочими, после того как Наполеон III пришел к власти. Возможно, он даже сопротивлялся этому: «Моя ярость из‐за государственного переворота. Сколько раз я нарывался на пули! Еще один Бонапарт! Какой стыд!»[164]

Последнее и самое подробное рассуждение Бодлера о дендизме было опубликовано в газете Le Figaro в 1863 году. Он описывал денди как «новую аристократию… основу <которой> составляют… те божественные дарования, которых не дадут ни труд, ни деньги. Дендизм – последний взлет героики на фоне всеобщего упадка». «Неразумно также сводить дендизм к преувеличенному пристрастию к нарядам и внешней элегантности. Для истинного денди все эти материальные атрибуты – лишь символ аристократического превосходства его духа. Таким образом, в его глазах, ценящих прежде всего изысканность, совершенство одежды заключается в идеальной простоте… Это нечто вроде культа собственной личности… род религии[165].

Но что на самом деле имел в виду Бодлер, когда описывал дендизм как «род религии», «доктрину элегантности и оригинальности» и «культ собственной личности»? Когда он пишет, что «страсть» к дендизму – это прежде всего «непреодолимое тяготение к оригинальности», он определенно не подразумевает, что задача денди – «быть оригинальным». Это «наивный, романтический, богемный идеал» (как справедливо указывает Эллен Моэрс, одна из ведущих историков дендизма). Денди превращает свое собственное бытие в оригинальное произведение искусства, не потворствуя своему эгоизму, но стоически подчеркивая в своем образе уникальные черты современного стиля. Идеальный денди – художник, творящий сам себя[166].

Триумф черного цвета

Будучи весьма оригинальным человеком, Бодлер был, несомненно, порождением своей эпохи. Триумф черного – краеугольный камень дендизма Бодлера – был главным атрибутом буржуазной мужской моды XIX века. Элегантная простота костюма была призвана символизировать индивидуальность его владельца. Оригинальность Бодлера заключалась в способности «соединить… аристократическую и богемную версии изгнанничества, отличия и отверженности». Существовало, однако, много juste-milieu[167] буржуа, которые пытались утверждать «социальную иерархию, обращаясь к категориям изысканности, отстраненности и вкусам социальной группы в ситуации, когда вкус больше не был унаследованной и врожденной прерогативой небольшого сообщества наследственной аристократии». Л. Нохлин, помнится, замечала, что любой способен оценить богатый изысканный костюм – «то есть любой старый промышленник-нувориш или зеленщик-мещанин»; но только рефлексирующая и искушенная элита сознает, что «меньше – это значит больше»[168].

Черный цвет относился к категории «меньше», поскольку подразумевал отсутствие цвета – и к категории «больше», в силу богатства и многогранности его символики. По мнению современников, «черный цвет стал… символом печали и траура. Не имеет значения, являются эти идеи чистой условностью или они – следствие спонтанного чувства, объединяющего людей; достаточно того, чтобы они были восприняты»[169]. Однако в истории мужской моды черный цвет имел множество символических коннотаций; он ассоциировался с элегантностью, авторитетом, респектабельностью, силой и властью. Даже связь с вселенским злом делала его подспудно притягательным[170]. Не случайно спустя более столетия в фильме Квентина Тарантино «Бешеные псы» прозвучит следующий диалог:

Мистер Пинк: Почему нельзя просто взять и выбрать себе цвет?

Джо: Я пробовал – ничего не выходит. Люди обязательно подерутся за право называться мистер Блэк[171].

В XIX веке в быстро меняющемся обществе власть была тесно связана с обретением желанного социального статуса. Однако смысл в моде всегда относителен: будучи одним из базовых тонов мужской одежды, черный цвет все чаще ассоциировался с мужчинами как таковыми и служил символом мужской силы и власти в принципе.