Парижская мода. Культурная история

Денди не всегда отождествляли с джентльменом. Как гласил один из справочников изящных манер, денди «гипертрофирует правила, делает их смехотворными; все, чего он добивается, – это торжество причудливого, экстравагантного над естественным»[186]. В 1859 году французский журналист писал: «[Денди – это] Черный Принц элегантности, полубог скуки (ennui), смотрящий на мир стеклянным взглядом… Он равнодушен к лошади, на которую он садится верхом, к женщине, с которой он встречается, к человеку, к которому он подходит и которого некоторое время разглядывает, прежде чем узнать; у него на лбу начертана – по-английски – презрительная надпись: „Что между мной и вами общего?“»[187]

Иллюстрации

Берталь. Иллюстрация из «Комедии нашего времени». 1874

ГЛАВА 6 Наряд для парижанки

Передо мной лежит серия гравюр, изображающих моды… в них заключена двоякая прелесть – художественная и историческая.

Бодлер. Поэт современной жизни. 1863

[188]

Связь Парижа с модой часто опосредовалась образом парижанки. Именно он вдохновил Патриса Игонне на формулу: «Париж = парижанка = мода»[189]. Как мы уже заметили, парижанка была персонажем бесчисленных физиологических очерков и романов. Однако визуальные искусства также вносили свой вклад в его формирование. Образ «шикарной парижанки» бесконечно тиражировался и высоким, и массовым искусством «как стереотип французской моды и женственности, поддерживавший потребительскую экономику и французскую идентичность, ассоциирующуюся с идеей национального превосходства»[190]. В XIX веке, до того как пресса обратилась к фотографии, модная иллюстрация играла ключевую роль в сотворении идеала современной модной дамы.

Модная картинка относится к разряду малых форм искусства. В истории печатной графики она известна как «приятный глазу жанр, в котором французы особенно отличаются»[191]. Вместе с тем именно модная картинка способствовала «предпринятому авангардистами поиску образов, способных адекватно передать реальную жизнь и современность»[192].

Эссе Бодлера «Поэт современной жизни» начинается с разглядывания модных картинок конца XVIII – начала XIX века:

Передо мной лежит серия гравюр, изображающих моды… в них заключена двоякая прелесть – художественная и историческая. Многие из них красивы и нарисованы с вдохновением, но не менее важно, на мой взгляд, то, что все они, или почти все, отражают моральные и эстетические нормы своего времени. Представление о красоте, сложившееся у человека, накладывает печать на его внешний облик, придает его одежде строгость или небрежность, а движениям – резкость или плавность; с течением времени оно запечатлевается даже в чертах его лица. В конце концов человек приобретает сходство с тем образом, на который он стремится походить[193].

Бодлер полагал, что именно мода позволяет лучше понять современность, поскольку она наглядно демонстрирует «преходящую» сущность красоты. По его мнению, лишь «творческая лень» побуждает художников «изображать своих персонажей в старинной одежде», рядить их «в средневековые, ренессансные или восточные» костюмы: