Парижская мода. Культурная история

Когда Шанель и ее сторонники ворвались в послевоенный мир, их модели мгновенно оказались в эпицентре споров о влиянии войны на гендерное равновесие. В 1925 году парижский студент-юрист писал:

Можно ли нынче найти la jeune fille moderne? Нет, не вернее, чем талию на платьях, которые она носит… Эти создания – без груди, без бедер, без «нижнего белья», которые курят, работают, спорят и дерутся точно мальчишки и которые вечером в Булонском лесу, с головой, кружащейся после нескольких коктейлей, ищут пикантных удовольствий и кувыркаются на плюшевых сиденьях «Ситроена» мощностью в пять лошадиных сил – это не девушки! Девушек больше не осталось! И женщин тоже![427]

Модернизация вызывала серьезное культурное напряжение, особенно если дело касалось женщин. Еще в 1864 году в романе «Рене Моперен» братья Гонкур жаловались, что молодые француженки из среднего класса все больше походят на мальчишек (garconnière). Они обожают флирт – об этом писал Марсель Прево в романе «Полудевы» (1894). Они курят сигареты и отказываются носить корсеты – это подтверждает множество свидетельств начала XX века. Во Франции модернизация часто ассоциировалась с «l’americanisation de la femme»[428]. В 1910 году в книге «Психология моды» Энрике Гомес Каррильо описал текущую ситуацию словосочетанием «угроза янки». Парижские модные дома, ранее оплот элегантности и красоты, капитулировали перед напором «янки-мультимиллионеров», которые «стремятся импортировать нам новые ощущения, новые вкусы, новую роскошь, новые удовольствия». Американки с тугими кошельками заполонили Париж, извращая и разрушая моду тягой к эффектной зрелищности[429].

После Первой мировой войны женщины активно усваивали новую моду и жизненный уклад, чем дальше, тем вернее отказываясь от довоенных ценностей и моделей поведения. Слишком много молодых мужчин не вернулись с войны, и молодые женщины сознавали, что они, возможно, никогда не смогут выйти замуж, и им придется себя содержать. Молодые люди в целом не питали иллюзий по поводу социума, втянувшего мир в войну, и они все чаще отвергали принятые поведенческие каноны. Мода определяла не только высоту подола: лишь в 1925 году юбки стали заметно короче, чем прежде. Женщины из среднего класса начали работать, и английский костюм и андрогинный образ приобрели новый смысл, поскольку до этого они долгое время ассоциировались с лесбийскими предпочтениями. Успех женщин-модельеров в послевоенную эпоху, возможно, отчасти объяснялся ощущением, что они лучше понимают потребности современниц. В конце концов, кто сможет одеть современную женщину лучше, чем другая современная женщина?

Женское царство

Разумеется, в модной индустрии межвоенной эпохи работали и мужчины-дизайнеры, например Жан Пату, однако «подлинное воодушевление было прерогативой женского царства»[430]. Традиционно большинство кутюрье происходили из рабочего класса, например Жанна Ланвен и Мадлен Вионне. Однако теперь, когда многие мужчины были мертвы или искалечены, женщины из средних слоев общества все чаще были вынуждены зарабатывать себе на жизнь. Сталкиваясь с сопротивлением профессиональных сообществ и профсоюзов, женщины выбирали «дамские» занятия: моду, косметику, парикмахерское искусство, интерьерный дизайн, – хотя, как свидетельствуют фотоматериалы, некоторые становились летчицами, успешными врачами и юристами.

Жермен Кребс, например, мечтала быть скульптором, однако ее семья воспротивилась этому и она занялась модой. Она не пошла в ученицы, но изучила основы кроя и рисунка, а затем выступила на дизайнерском рынке под именем Аликс Бартон. Позднее, после конфликта с деловыми партнерами, она основала новый модный дом под именем Мадам Гре и прославилась своими неоклассическими моделями. Другую женщину-модельера, Джейн Рени, описывали как «молодую девушку из хорошей семьи, интересующуюся модой [и] живущую в новой послевоенной Франции, [которая] увидела, что ее мир неотвратимо покоряет мечта о женском спорте, о более свободной жизни, и эта идея предъявляет дизайнерам самые разные требования»[431]. Она занялась созданием спортивной моды.