Парижская тайна, или Истина в вине

– Вы у себя в комнате будете завтракать? – Он тоже встал. Аудиенция Ее Королевского Величества окончена.

– Зачем же? Спущусь вниз.

– Вас теперь и Ника не раздражает?

– Она всего лишь пешка в этой игре. Глупая, своенравная девчонка.

– А Воронов считает ее умницей, – не согласился он.

– Людьми, Миша, очень легко управлять. Если знаешь мотивы их поступков. Еще проще играть на их эмоциях, если у тебя в душе не осталось никаких чувств. Это цинично, но зато результативно. Если умный человек восприимчив и эмоционален, да еще и не умеет этого скрывать, он становится легкой добычей. И ум тут не поможет.

– Это вы о чем?

– Не в моих правилах называть имена. Я – лицо заинтересованное. Ты тоже не Дон Кихот. Не борец с ветряными мельницами. Твой интерес – деньги. Ты вполне современный молодой человек. Тебе хорошо заплатят.

– За что?

– За свидетельские показания.

– А что я должен буду показать?

– Тебе все скажут, – загадочно улыбнулась она и вышла.

«Я ничего не понимаю! Заговор? Кого с кем? Преступление? Кого наказали и за что? Ничего не понимаю!»

Единственное, что он понял, преступление, которое здесь совершено, нетривиальное. И мотив нетривиален. Что с них взять? Коллекционеры! Безумцы! А истина – в вине. Надо знать лицо истины. Начать нужно сначала. С винной этикетки. Или, по-научному, с паспорта вина. Что-то он пропустил. Что-то очень важное.

Этикетка, она же ключ к разгадке

Пока они с Елизаветой Петровной мило беседовали, гости разбрелись кто куда. А Эстер Жановна и Зигмунд спустились на кухню и занялись приготовлением завтрака, который сегодня сильно запоздал. Ника вызвалась им помогать. Хозяин замка и Федор Иванович вяло о чем-то беседовали в холле на первом этаже, разглядывая картину на стене. Ни тому, ни другому разговор об искусстве удовольствия не доставлял. Оба явно чего-то ждали. И Воронов, и Сивко то и дело поглядывали на часы.

– Когда завтрак? – стоя на ступеньках лестницы, спросила Елизавета Петровна.

– Я вижу, Лиза, убийства не испортили тебе аппетит, – усмехнулся Воронов. – Впрочем, я от тебя другого и не ждал.

«Что-то не похожи они на любовников. И на жениха с невестой тем более, – подумал Михаил. – А Елизавета Петровна меж тем сказала: скоро свадьба. Нет причин ей не верить. Если уж эта женщина что-то задумала…»

– Прошу всех в зал, – торжественно провозгласил появившийся из кухни Зигмунд. – Завтрак будет подан через пять-семь минут.

– Вот это дело! – обрадовался Сивко.

Федор Иванович был деловит и сосредоточен. Экскурсия на смотровую площадку его успокоила, осенняя прохлада и ветерок взбодрили. Они вчетвером пошли в каминный зал, где Воронов взглядом указал Михаилу на место рядом с собой.

– Ну, как? – спросил он, улучив момент.

– Есть контакт, – кивнул Михаил. – Мне надо с вами поговорить. Лучше спуститься в погреб. Мне нужна ваша консультация.

– Хорошо, – согласился Воронов. – Сразу после завтрака.

Елизавета Петровна изо всех сил делала вид, что их переговоры вполголоса ей безразличны, но слишком уж старалась. Михаил уже знал эту ее манеру: за рассеянной улыбкой скрывать свой интерес, нарочно отвернувшись и сосредоточившись на другом человеке или предмете. Она умела подслушивать, не видя артикуляции губ. Черт ее знает, как она это делает? Кожей, что ли? Полученную таким образом информацию она выкладывает внезапно, когда этого никто не ожидает. И все удивляются: а разве вы это помните? Разве знаете? А мы думали, вам это неинтересно! Вот если ей и в самом деле неинтересно, она «внимательно» слушает, улыбается и кивает, со всем соглашаясь. Ведет себя не так, как сейчас. И он понял, что все, происходящее между ним и Дмитрием Александровичем, для нее крайне важно. Елизавета Петровна прокручивала в уме какую-то комбинацию.

Вошла Ника с подносом в руках. Волосы аккуратно уложены, глаза опущены, губы не накрашены. Подурнела, потому что плакала.

– В чем дело? – спросил Воронов. – Ты здесь гостья, не прислуга. Садись за стол.

Та послушалась. Заменивший ее Зигмунд сделал вид, что все идет так, как и должно быть. Появление Ники за столом никто из гостей не прокомментировал. И Сивко, и Елизавета Петровна были заняты своими мыслями. Она почти не ела, а вот Федору Ивановичу аппетит ничто не могло испортить. Как и вчера, Сивко намазал маслом кусок хлеба и положил на него ломоть ветчины.

За завтраком молчали. Ника была печальна, Елизавета Петровна задумчива. Она и нарушила молчание:

– И какие у тебя планы, Дмитрий? Чем нам заняться до вечера?

– Делайте, что хотите.

– То есть в семь часов вечера я смогу выйти из дома, сесть в свою машину и уехать?

– Да, если только не ты убила.

Елизавета Петровна вздрогнула:

– А если я?

– Тогда тебе придется проехать в другое место. И не на своей машине.

– Какая чушь! – Она раздраженно швырнула на стол салфетку.

– Отчего же? – пожал плечами Воронов. – Все в рамках закона. Убийца чистосердечно раскаивается, пишет признание, и приехавшая сюда полиция его забирает.

– А я уж подумала, что ты собираешься устроить суд Линча, – усмехнулась Елизавета Петровна.