Парижские тайны. Том 1

– Вот еще что, – сказала Луиза, чуть подумав. – Речь пойдет еще об одном человеке, который оказал мне огромную услугу… и всегда относился к моему отцу и к нашей семье с большой добротой. Он уже служил у Феррана, когда я к нему нанялась, и заставил меня поклясться, что я не назову его имени.

Родольф подумал, что, наверное, речь идет о Жермене, и сказал Луизе:

– Если вы имеете в виду Франсуа Жермена, то можете быть спокойны: мы с вашим отцом сохраним его тайну.

Луиза посмотрела на Родольфа с удивлением.

– Вы его знаете? – спросила она.

– Еще бы! Этот добрый, превосходный молодой человек жил здесь месяца три. Значит, он уже работал у нотариуса, когда ты пришла к нему? – спросил Морель. – Но когда ты впервые увидела его, ты как будто его не узнала…

– Так мы условились, отец. У него были важные причины, чтобы никто не знал, что он работает у Феррана. Это я посоветовала ему снять комнату у нас на пятом этаже, зная, что он будет нам добрым соседом…

– Но кто же направил вашу дочь к нотариусу? – спросил Родольф.

– Когда моя жена заболела, я сказал госпоже Бюрет – она живет здесь и ссужает деньги под заклад, – что Луиза хочет пойти в прислуги, чтобы нам помочь. Госпожа Бюрет знала экономку нотариуса; она дала мне письмо к ней, в котором рекомендовала Луизу как превосходную служанку. Будь оно проклято, это письмо!.. Оно стало причиной всех наших несчастий. Вот так, сударь, моя дочь попала в прислуги к нотариусу.

– Хотя я кое-что знаю о причинах ненависти Феррана к вашему отцу, – сказал Родольф, – все же расскажите, Луиза, что в общем происходило между вами и нотариусом, после того как вы к нему нанялись… Это может пригодиться для вашей защиты.

– В первые дни службы у Феррана мне как будто не на что было жаловаться, – ответила Луиза. – Работать приходилось много, экономка часто обращалась со мной грубо, дом был мрачный, но я все терпела: служба есть служба, и в других домах у меня были бы другие неприятности. У Феррана было суровое лицо, он ходил к мессе, часто принимал у себя священников, в общем, я его не опасалась. Первое время он едва удостаивал меня взглядом и говорил со мной очень строго, особенно при чужих.

Кроме швейцара, который жил в комнате с выходом на улицу, в главном доме, где находится контора, из всей прислуги я оставалась одна с экономкой, госпожой Серафен. Мы жили во флигеле, он стоял в стороне, между садом и двором. Моя комната была на самом верху. По вечерам мне часто становилось страшно, когда я оставалась совсем одна, либо на кухне, в полуподвале, либо у себя в моей комнатушке. Мне порой слышались какие-то глухие страшные звуки на нижнем этаже, где никто не жил и где обычно работал днем Жермен. Два окна этого этажа были замурованы, а одна из толстых тяжелых дверей была усилена железными полосами. Экономка сказала мне, что за ней находится касса господина Феррана.

Однажды я надолго задержалась, чтобы закончить срочную починку белья, и уже ложилась спать, когда услышала, как кто-то крадется по маленькому коридору, в конце которого была моя комната. Кто-то остановился перед моей дверью. Я думала, что это экономка, но никто не вошел, и я испугалась. Я не смела шевельнуться, только прислушивалась, но за дверью никто не шевелился, а я была уверена, что за ней стоят. Я спросила два раза: кто там? Мне не ответили. Я еще больше испугалась и придвинула к двери комод – у меня не было ни замка, ни засова. Я долго вслушивалась, но никто в коридоре не шевелился. Через полчаса, показавшиеся мне вечностью, я улеглась в постель; ночь прошла спокойно. Наутро я попросила экономку сделать на моей двери засов, потому что в ней не было замка. Рассказала ей о моих ночных страхах. Она ответила, что все это мне приснилось, а насчет засова надо просить Феррана. Услышав мою просьбу, он пожал плечами и сказал, что я сошла с ума. Больше я не осмеливалась его просить. Через некоторое время случилось это несчастье с бриллиантом. Мой отец был в отчаянии и не знал, что делать. Я рассказала о его горе госпоже Серафен; она мне ответила: «Наш господин такой милосердный, что, наверное, чем-нибудь поможет вашему отцу». В тот же вечер, когда я прислуживала за столом, господин Ферран вдруг мне сказал: «Твоему отцу нужно тысячу триста франков. Сегодня же скажи ему, чтобы зашел ко мне в контору, я одолжу ему эти деньги. Он честный человек, и надо ему помочь». От такой доброты я расплакалась. Я не знала, как отблагодарить моего хозяина. Но он мне сказал с обычной своей суровостью: «Полно, полно, здесь нет ничего особенного…» Вечером после работы я поспешила принести отцу добрую весть. А на следующий день…

– Я получил тысячу триста франков в долг на три месяца и написал расписку – на предъявителя, – сказал Морель. – Я, как Луиза, едва не плакал от благодарности, называл этого человека моим благодетелем, моим спасителем… Господи, каким же надо быть жестоким, чтобы растоптать мою признательность и мое уважение к нему…