Это единственное слово, и как оно было произнесено, дало понять, что решение ее окончательное.
Родольф своими уговорами убедил Клеманс, что она должна нежно заботиться о своем муже, и она на это решилась, но испытывать к нему любовь не могла.
И еще одно чувство, более властное, чем ужас, презрение или ненависть, навсегда отталкивало ее от мужа.
Это было непреодолимое отвращение.
После минуты тягостного молчания маркиз д’Арвиль смахнул рукой слезы и сказал своей жене с печалью и горечью:
– Простите, что я так ошибся. Простите, что я понадеялся так безумно…
И, помолчав, он воскликнул:
– Боже, как я несчастен!
– Друг мой, – тихонько сказала ему Клеманс, – я не хотела бы вас упрекать, и все же… Неужели для вас ничего не значит мое обещание, что я буду вам самой нежной сестрой?.. Моя дружба и преданность – не заменят ли они вам то, что не может вам дать любовь? Надейтесь! Надейтесь на лучшие дни… До сих пор вы находили, что я безразлична к вашим горестям. Теперь вы увидите, как я вас жалею и какое утешение вы найдете в моем сочувствии…
Постучав, вошел лакей и сказал Клеманс:
– Его высочество великий герцог Герольштейна спрашивает маркизу, может ли она его принять.
Клеманс взглядом спросила мужа.
Д’Арвиль, овладев собой, ответил жене:
– Разумеется!
Лакей вышел.
– Простите меня, друг мой, – продолжала Клеманс. – Я не отказываюсь принимать… И к тому же вы так давно не видели принца; он будет рад увидеть вас здесь.
– Я тоже с удовольствием, – ответил маркиз д’Арвиль. – Однако, признаюсь, я сейчас так взволнован, что предпочел бы принять его в другой день…
– Я вас понимаю… Но что делать? Вот и он.
В тот же момент лакей объявил о госте, и Родольф вошел.
– Бесконечно счастлив, что имею честь видеть вас, сударыня, – сказал Родольф. – И дважды счастлив, что мне довелось встретиться с вами, дорогой мой Альбер, – добавил он, обращаясь к маркизу и дружески пожимая ему руку.
– В самом деле, монсеньор, я уже давно не имел чести выказать вам мои самые…
– Полно, полно! А кто виноват, господин невидимка? Последний раз, когда я пришел поухаживать за госпожой д’Арвиль, я вас спрашивал, но вы куда-то исчезли! Вот уже три недели, как вы обо мне забываете; это непростительно…
– Не жалейте его, монсеньор! – с улыбкой сказала Клеманс. – Маркиз д’Арвиль столь же виноват перед вами, сколь глубока его преданность вашему величеству, и лишь из этого можно судить о тяжести его вины.
– Простите мое тщеславие, но, понимаете, что бы ни сделал д’Арвиль, я никогда не усомнюсь в его преданности. О, я не должен был этого говорить!.. Иначе он примет мои слова как поощрение своему невниманию ко мне.
– Поверьте, монсеньор, лишь крайние и непредвиденные обстоятельства не позволяли мне пользоваться вашей добротой…
– Между нами, дорогой Альбер, мне кажется, вы относитесь к истинной мужской дружбе слишком платонически: зная, что вас любят, вы не слишком заботитесь о том, что друзьям нужно что-то давать, получая нечто реальное.
Маркизу слегка покоробило это легкое отступление от придворного этикета, но в этот момент появился лакей с письмом для г-на д’Арвиля.
Это было анонимное письмо Сары Мак-Грегор, в котором она утверждала, что принц – любовник маркизы.
Из уважения к принцу маркиз отстранил рукой маленький серебряный поднос с письмом и сказал слуге:
– Потом… Позднее…
– Дорогой Альбер, – сказал Родольф самым любезным тоном. – Неужели я вас стесняю?
– Монсеньор…
– С разрешения маркизы… прошу вас, прочтите это письмо.
– Уверяю вас, монсеньор, тут нет никакой срочности…
– Еще раз, Альбер, прочтите это письмо!
– Но, монсеньор…
– Я прошу вас… Я велю вам!
– Если ваше высочество желает, – растерянно сказал маркиз и взял письмо с подноса.
– Да, я желаю, и желаю, чтобы вы относились ко мне как к другу.
Затем он обратился к маркизе, пока д’Арвиль распечатывал роковое письмо, о содержании которого Родольф не мог даже подозревать, и добавил с улыбкой:
– Вы одержали победу! Вам снова удалось переубедить этого неисправимого упрямца!
Маркиз д’Арвиль подошел к одному из канделябров у камина и открыл письмо Сары Мак-Грегор.
Часть пятая[100]
Глава I
Совет
Родольф и Клеманс мирно беседовали, пока д’Арвиль во второй раз перечитывал письмо Сары. Лицо маркиза оставалось спокойным, лишь рука его заметно подрагивала, когда он, чуть помедлив, спрятал письмо в карман жилета.
– Я рискую еще раз показаться дикарем, – сказал он с улыбкой Родольфу, – но прошу у вас позволения, монсеньор, пойти ответить на это письмо, которое оказалось важнее, чем я думал.
– Я вас еще увижу сегодня?
– Боюсь, не смогу удостоиться этой чести, монсеньор. Надеюсь, ваше высочество извинит меня.
– Какой непредсказуемый человек! – весело сказал Родольф. – Может быть, вы, сударыня, сумеете его удержать?
– Я не осмелюсь и пытаться, если вы потерпели в этом неудачу, ваше высочество.
– Серьезно, дорогой Альбер, прошу вас, постарайтесь вернуться к нам, когда покончите с этим письмом… Если же не сумеете, обещайте уделить мне несколько минут утром… Мне так нужно вам многое рассказать.