Парижские тайны. Том 1

– Какие вы злые! – кричала несчастная уродка, гоняясь по двору за своими лоскутами и стараясь подобрать их, несмотря на пинки и толчки, которые сыпались на нее со всех сторон. – Какие же вы злые! Я ведь никому не делала ничего плохого, – продолжала она, обливаясь слезами. – Я все исполняла вместо вас, только бы оставили меня в покое, отдавала половину пайка, хотя сама умирала с голоду… И теперь… За что это мне? Что мне делать, чтобы вы оставили меня? О господи, у них нет жалости к несчастной маленькой беременной женщине… Надо же быть такими жестокими, хуже диких зверей… Мне было так трудно собрать все эти лоскутки! А из чего бы мне сшить приданое для моего ребенка, если я ничего не могу купить? Ну кому я помешала, если подбирала всякие тряпочки, которые никому не нужны?

Но тут она увидела Певунью и воскликнула с надеждой:

– О, вы пришли… значит, я спасена! Поговорите с ними, Певунья, они вас послушают, потому что любят вас так же, как меня презирают.

Певунья одной из последних вышла на двор для прогулок.

На ней был такой же синий балахон и черный чепчик, как на всех арестантках, но эта грубая одежда только оттеняла ее очарование и красоту. Однако после ее похищения с фермы Букеваль – о последствиях которого мы расскажем позднее – черты ее резко изменились: лицо ее, изредка окрашенное легким румянцем, теперь стало белым, как алебастр, и выражение его изменилось: оно приобрело достоинство и глубокую печаль. Лилия-Мария чувствовала, что, если она храбро пройдет все мучительные испытания очищения, она, может быть, будет оправдана и прощена.

– Попросите их, чтобы они пожалели меня, Певунья! – обратилась к ней Мон-Сен-Жан. – Посмотрите, как они разбрасывают по двору все, что я собрала с таким трудом на приданое для моего ребенка… Чему они так радуются?

Лилия-Мария не ответила ни слова, но принялась быстро подбирать из-под ног арестанток лоскутки.

Одна из них нарочно наступила своим сабо на выгоревшую детскую кофточку из грубого полотна. Лилия-Мария, не поднимая головы, сказала ей своим тихим, нежным голосом:

– Прошу вас, позвольте мне взять это ради бедной женщины, она плачет…

Арестантка отдернула ногу.

Кофточка была спасена, как почти все другие лоскутки, которые Певунья подбирала один за другим.

Ей осталось взять маленький детский чепчик, который со смехом вырывали друг у друга две проститутки. Лилия-Мария сказала им:

– Прошу вас, будьте добры, отдайте ей этот чепчик!

– Ну да, конечно, для клоуна в тельняшке этот чепчик! Он же сшит из старого серого матраса с черно-зелеными полосками!

И это было правдой.

Такое описание чепчика вызвало взрыв хохота и восторженных воплей.

– Насмехайтесь как хотите, но отдайте его мне! – взмолилась Мон-Сен-Жан. – Только не бросайте его в сточную канаву, как все остальное… спасибо, что вы запачкали для меня свои ручки, Певунья, – добавила она с благодарностью.

– А ну-ка дайте мне этот клоунский колпачок! – воскликнула Волчица, выхватив чепчик и с торжеством подбросив его в воздух.

– Молю вас, верните его мне, – попросила Певунья.

– Нет, я отдам его самой Мон-Сен-Жан!

– Что ж, прекрасно.

– О, ха-ха! Стоит ли этого такая тряпка?

– У Мон-Сен-Жан нет ничего, кроме этих тряпок, и у нее нет больше денег, чтобы одеть своего ребенка, и вы должны пожалеть ее, Волчица… – проговорила Лилия-Мария, протягивая руку к несчастному чепчику.

– Вы его не получите! – грубо ответила Волчица. – Что мы, обязаны всегда вам уступать, потому что вы слабее нас всех? Вы этим пользуетесь…

– Какая же честь мне уступать… если бы я была самой сильной? – ответила Певунья с горькой усмешкой и сожалением.

– Нет! Вы хотите снова околдовать нас вашим нежным голоском… Нет, больше этого не получится!

– Послушайте, Волчица, прошу вас…

– Оставьте меня в покое, вы мне надоели!

– Прошу вас…

– Довольно! Не выводи меня из терпения… Я сказала нет, значит, нет! – воскликнула Волчица вне себя от ярости.

– Но сжальтесь над нею… посмотрите, как она плачет!

– А что мне до этого! Тем хуже для нее. Она ведь наша, как это говорится, страдалица за всех!

– Да, в самом деле, правда, не надо было отдавать ей ее лоскутки, – загудели арестантки, увлеченные примером Волчицы. – Чем хуже для этой Мон-Сен-Жан, тем лучше!

– Да, вы правы, тем хуже для нее! – ответила Лилия-Мария с горечью. – Она для вас – вроде игрушки… Она смирилась, ее страдания доставляют вам радость… Ее слезы вызывают у вас смех… Вам ведь больше нечем развлечься? Ее можно убить на месте, и она не пожалуется… Да, вы правы, Волчица, это справедливо!.. Несчастная эта женщина никому не сделала зла, она не может защищаться, она одна против всех… Вы ее мучаете, терзаете, – как это достойно и храбро!

– Значит, мы трусихи! – вскричала Волчица в порыве гнева, а главное, потому, что не терпела, чтобы ей противоречили. – Отвечай нам, значит, мы трусихи, да? Отвечай! – повторяла она, все более разъяряясь.

Толпа загудела, послышались угрожающие выкрики.