Парижские тайны. Том 2

– Конечно, господин аббат, но Жак мне все рассказал как своему другу, как своему врачу, он был возмущен, узнав о преступлении Луизы, что, по его мнению, и вызвало нервное потрясение, от которого он теперь страдает. Но этого мало, мой бедный друг должен был, увы, пережить новые горести, которые, как видите, ухудшили его здоровье… Старая служанка, благодарная и душевно преданная ему в течение многих лет…

– Госпожа Серафен? – сказал аббат, прервав Полидори. – Я узнал о смерти этой несчастной, утонувшей вследствие пагубной неосторожности, и сочувствую горю господина Феррана! Так просто не забыть, что она честно служила ему десять лет, а подобная скорбь делает честь и хозяину и служанке.

– Господин аббат, умоляю вас, – сказал нотариус, – не говорите о моих добродетелях, вы смущаете меня… мне это неприятно.

– А кто же расскажет о тебе, ведь ты сам словом не обмолвишься, – добродушно возразил Полидори, – а вам, господин аббат, сейчас придется похвалить моего друга; вы, быть может, не знаете, какая служанка заменила Луизу Морель и госпожу Серафен в доме Жака. Вы, наконец, не знаете, что он сделал для бедной Сесили – это имя его новой служанки.

Нотариус невольно вскочил со своего кресла, его глаза загорелись под очками; мертвенное лицо покрылось румянцем.

– Замолчи… замолчи!.. – воскликнул он, поднявшись. – Ни слова, запрещаю тебе говорить!

– Да что вы, успокойтесь, – кротко улыбаясь, сказал аббат, – о каком добродетельном поступке хочет нам поведать ваш друг? Что касается меня, то я всецело одобряю его нескромность… Я в самом деле не знал об этой служанке: через несколько дней после того, как она поступила в дом господина Феррана, он, чрезвычайно занятый, к моему огорчению, внезапно прервал наши встречи.

– Господин аббат, он не встречался с вами потому, что хотел утаить от вас замысел нового доброго дела. Вот почему, хотя он и возмущен в силу присущей ему скромности, придется ему меня выслушать, а вы все узнаете, – улыбаясь, промолвил Полидори.

Жак Ферран замолчал и, опираясь локтями на свой письменный стол, закрыл лицо руками.

Глава XIV Банк для бедных

– Представьте себе, господин аббат, – продолжал Полидори, обращаясь к кюре, но подчеркивая каждую фразу ироническим взглядом в сторону Феррана, – да, представьте, что мой друг нашел в своей новой служанке Сесили – я уже называл ее имя – отменные достоинства… исключительную скромность… ангельскую доброту и в особенности удивительное благочестие… Но этого мало. Жак, с присущей его профессии наблюдательностью, вскоре заметил, что молодая женщина – потому что она была молода и прелестна, господин аббат, – не предназначена для роли обыкновенной служанки и что, придерживаясь строгих принципов целомудрия, она к тому же солидно образованна и обладает разнообразными знаниями.

– Действительно, как странно, – сказал аббат, сильно заинтересованный, – я ничего не знал об этих обстоятельствах. Но что с вами, мой добрый Ферран? Вам, кажется, стало хуже?

– Да, – промолвил нотариус, вытирая холодный пот со лба, так как для него было крайне мучительно сдерживаться, – у меня немного болит голова… ничего, пройдет.

Полидори, пожав плечами, улыбнулся.

– Заметьте, господин аббат, – сказал он, – что Жак всегда чувствует себя скверно, когда становится известно какое-нибудь из его тайных благодеяний. Он такой лицемер, когда речь идет о совершаемых им добрых делах! К счастью, я здесь, и ему будет воздано по заслугам. Обратимся к Сесили. В свою очередь, она вскоре распознала великодушие сердца Жака, и, когда он стал расспрашивать ее о прошлом, она откровенно призналась, что, будучи иностранкой, без средств к существованию, доведенная до нищенского состояния неблаговидным поведением мужа, сочла даром судьбы попасть в святой дом столь почтенного человека, как Ферран. Узнав о стольких ее горестях… о ее покорности судьбе… о ее целомудрии… Жак, не колеблясь, написал на ее родину письмо с целью получить о ней некоторые сведения. Они весьма положительно характеризовали иностранку и всецело подтверждали все то, что она рассказала моему другу; тогда, убежденный, что совершает праведное дело, Жак благословил Сесили как отец, отправил ее на родину, вручив ей такую сумму денег, которая обеспечила бы ее до лучших времен, когда она сможет найти себе более подходящее положение в жизни. Я больше не стану хвалить Жака: факты красноречивее моих слов.

– Отлично, прекрасно! – воскликнул умиленный аббат.

– Господин аббат, – сказал Жак Ферран сдержанным и глухим голосом, – я не хочу злоупотреблять вашим драгоценным временем, не будем больше говорить обо мне, умоляю вас, поговорим о проекте, из-за которого я пригласил вас сюда, с тем чтобы испросить ваше благосклонное содействие.