Парижские тайны. Том 2

– Ну вот еще! – прервала вдова тоном сухого презрения. – Теперь уже не хватает времени… очень жаль… ты, верно, стала бы монахиней? Когда появится твой брат Марсиаль, ты немедленно превратишься в богомолку. Но он не придет, порядочный человек… хороший сын!

В тот момент, когда вдова произнесла эти слова, раздался шум тяжелого тюремного засова, и дверь отворилась.

– Уже! – закричала Тыква, рванувшись с кровати. – О господи! Казнь приблизили? Нас обманули!

И черты ее лица судорожно исказились.

– Тем лучше… если часы палача спешат… твое ханжество не будет меня позорить.

– Сударыня! – Тюремщик обратился к приговоренной тоном подобострастного сострадания, в котором как бы отдавалась дань приближению смерти. – Ваш сын здесь… желаете его видеть?

– Желаю, – отозвалась вдова, не повернув головы.

– Входите, сударь, – сказал тюремщик.

Марсиаль вошел.

Ветеран не покинул камеры, дверь которой из предосторожности оставалась открытой. Во мраке коридора, полуосвещенного наступающим днем и светильником, можно было видеть нескольких солдат и надзирателей: одни сидели на скамье, другие стояли.

Марсиаль был так же бледен, как и его мать, черты его лица выражали тоскливую тревогу, невыразимый ужас, колени дрожали. Несмотря на преступления этой женщины, несмотря на бессердечие, которое она к нему всегда проявляла, он счел себя обязанным подчиниться ее последней воле.

Как только он вошел в камеру, вдова бросила на него проницательный взгляд и обратилась к нему с приглушенно-гневными словами, пытаясь пробудить и в душе своего сына возмущение.

– Ты видишь… что нам готовится… твоей матери… и сестре.

– Ах, матушка… это ужасно… но я ведь говорил вам, я предупреждал вас!

Вдова поджала бледные губы, сын не понимал ее; однако она продолжала:

– Нас убьют… как убили твоего отца…

– Господи! Господи! И я ничего не могу сделать… все кончено. Теперь… что вы от меня хотите? Почему меня не слушали… ни вы, ни моя сестра? Тогда бы не дошли до этого.

– Ах вот как… – ответила вдова с присущей ей язвительной иронией. – Ты находишь это вполне справедливым?

– Мама!

– Ты, кажется, даже доволен… можешь теперь говорить, не лукавя, что твоя мать скончалась… Ведь тебе больше не придется за нее краснеть!

– Если бы я был плохим сыном, – резко ответил Марсиаль, возмущенный такой несправедливой жестокостью, – я не был бы здесь.

– Ты пришел… из любопытства.

– Я пришел… чтобы повиноваться вам.

– Ах, если бы я следовала твоим советам, Марсиаль, вместо того чтобы слушаться приказаний нашей матери… я не была бы здесь! – воскликнула душераздирающим голосом Тыква, уступая наконец глубокой тоске и ужасу, который она сдерживала, боясь матери. – Это ваша вина… будьте вы прокляты, мать!

– Отступница обвиняет меня… Ты должен радоваться, верно? – с усмешкой сказала вдова сыну.

Ничего ей не возразив, Марсиаль приблизился к Тыкве, у которой уже начинались судороги, и с состраданием сказал ей:

– Бедная сестра… теперь уж… слишком поздно…

– Никогда не поздно… быть негодяем!.. – произнесла мать с холодным бешенством. – О, какой род! Какая семья! К счастью, Николя бежал. К счастью, Франсуа и Амандина… ускользнут от твоих уговоров. Они уже достаточно распущенны… Нищета их доконает!

– Ах, Марсиаль, не выпускай их из виду, иначе они кончат бесславно, как я и мать. Им тоже отрубят голову! – воскликнула Тыква, издавая глухие стоны.

– Как бы он ни старался, – воскликнула вдова со свирепым воодушевлением, – порок и голод неизбежно одолеют… и когда-нибудь они отомстят за отца, мать и сестру.

– Ваша бесчеловечная надежда не осуществится, – возмущенно ответил Марсиаль. – Ни им, ни мне не придется бояться нужды. Волчица спасла девушку, которую Николя хотел утопить. Ее родные предложили нам либо наличными, либо земельный участок в Алжире с небольшой суммой на обзаведение, по соседству с той фермой, которую они подарили одному человеку, тоже оказавшему им серьезные услуги. Мы предпочли имение. Дело не лишено опасности, но мы не боимся… ни я, ни Волчица. Завтра мы с детьми уезжаем и никогда в жизни не возвратимся в Европу.

– Это все правда, что ты сказал? – спросила вдова Марсиаль удивленным и раздраженным тоном.

– Я никогда не лгу.

– А сегодня лжешь, чтобы рассердить меня!

– Гневаться на то, что ваши дети будут обеспечены?

– Да! Из волчат пытаются сделать овечек. Значит, кровь отца, сестры, моя кровь не будет отомщена?!

– Сейчас ли говорить об этом?

– Я убивала, меня убьют… Мы квиты.

– Матушка, пора раскаяться…

Вдова снова разразилась зловещим смехом.

– Тридцать лет я совершаю преступления, а для раскаяния мне оставляют всего три дня? Затем смерть… Разве у меня есть на раскаяние время? Нет, нет, моя голова, даже падая, будет скрежетать зубами от бешенства и ненависти.

– Брат, на помощь! Уведи меня отсюда! Сейчас они придут, – пролепетала Тыква слабеющим голосом; несчастная уже начала бредить.

– Умолкнешь ли ты! – прикрикнула вдова, раздосадованная видом обезумевшей Тыквы. – Замолчи наконец! О, какой позор… И это моя дочь!