С работой было трудно, вот уже три месяца, как я ее потерял. Трикотажные фабрики после прихода к власти Жака Ширака закрывались одна за другой. Третий месяц каждое утро я делал обход в Сантье у армян и евреев, прося работу, но ответ был один и тот же у всех: приди на следующей неделе, может, что-нибудь придумаем. Работал я в то время модельером-резчиком, клал только что сотканные полотна тканей из соседнего цеха одно на другое и вырезал автоматическим ножом рукава, спинку, воротничок и отдавал на шитье этажом выше. Зарплата была низкая, но жить было можно, половина уходила на квартплату, часть на еду, ну а остальное на выпивку. Трикотажники в районе Сантье ребята лихие, почти все вооружены, несмотря на строгий запрет носить оружие при себе со стороны закона. Восемьдесят процентов денег, что крутятся там, это чистый нал, и приезжают затовариваться туда со всей Европы, увозят целыми тюками. Но в последнее время стало происходить что-то непонятное, всем патронам вдруг показалось, что зарплаты очень высокие для рабочих, много налогов и вообще надо все производить в Китае, без головной боли. Люди сотнями оказывались в один день безработными, маленькие заводики закрывались один за другим. Надвигался большой кризис, в народе шептались между собой о трудностях, которые их ожидают, о росте цен, о преступности, о популярности «Национального фронта» и его бессменном лидере Жан-Мари Ле Пене. Ходили упорные слухи среди эмигрантов, что всех иностранцев скоро попрут из страны, а работы вообще не будет. И среди всей этой смуты и паники, когда надо было быть тише воды ниже травы, произошел неприятный случай, из-за которого я потерял работу.
Был обычный рабочий день, клиенты как обычно нетерпеливо толпились внизу, в приемной, черные мешки с готовыми свитерами загружались в машины, готовые сорваться и мчаться неизвестно в какую глушь страны, лишь бы вовремя доставить товар по назначению. Рабочие таскали тюки с тканями вниз-вверх по этажам, кто-то пел, кто-то звал кого-то, строчили бесконечные воротнички, соединенные между собой тонкой нитью, швеи китаянки, вьетнамки, лаоски.
В это сложное для всех нас время произошло событие, которое поменяло мою монотонную жизнь совсем не в лучшую сторону. Как-то я пришел в цех и начал складывать отрезки готовой материи на моем огромном столе, готовясь начать резку, как в проеме двери показалась долговязая фигура Жан-Мишеля.
– Э! Эдди, патрон хочет тебя видеть, – сверля меня своими рыбьими глазами.
– Ты не в курсе, зачем я ему понадобился?
– Там узнаешь, – не без злорадства добавил он, дергая левой бровью.
Отношения с ним были у меня своеобразные, сказать, что мы недолюбливали друг друга – это все равно что ничего не сказать. В принципе, его никто не любил, но никто и не выказывал своего недовольства, а наоборот, разговаривали с ним заискивающе, угождающе, в отличие от меня. Он был человеком патрона, его личным шпионом.
Попробовав пару раз наехать на меня, но получив решительный отпор, он как бы притих, но на самом деле затаил черную ненависть и ждал момента, чтоб отомстить. Страх потерять работу пробудил в этих людях жестокий инстинкт самосохранения, который мог подтолкнуть человека к самым низменным поступкам, как донос, озлобление, секс в обмен на благосклонность…
Мы шли по длинному коридору, заваленному по бокам разным хламом в виде кусков материи, воротничков, рукавов, я чувствовал злорадный взгляд и постную улыбку мне в спину, предвкушая бесплатное представление у шефа.
– Привет, Эдди, как дела идут? – как всегда бодро спросил он.
– Да вроде неплохо, патрон.
– Да, я знаю, Жан мне докладывал о твоих успехах, – сказал он и начал тереть двумя пальцами у виска, имитируя массаж. – Заказ для Карла насколько готов?
– Сегодня вечером, патрон, будет сделано.
– Да-да, не откладывайте в долгий ящик, хоть один, кто платит вовремя. Жан, проследи.
– Я в курсе, патрон, ситуация под контролем, – показывая ряд здоровых желтых зубов, отпарировал тот.
– Послушай, Эдди, тут у нас проблема, позавчера у нас пропало 23 свитера, как ты думаешь, куда они могли деться? – спросил он и прикурил сигарету. – Количество сотканной ткани не соответствует на выходе готовой продукции. Эдди, ты понимаешь, о чем я говорю? – сделав глубокую затяжку и выпустив облака дыма, он уставился своими карими проницательными глазами прямо на меня. За спиной в стороне стоял Жан и с любопытством смотрел на нас.
– Вообще-то я не очень понимаю, – сказал я.
– В смысле? – все больше и больше погружаясь в клубы сигаретного дыма.
– В смысле, а при чем тут я?
– Но ведь ты же тут работаешь, это ты закройщик, а не я с Жаном, – начиная покрикивать, обрушился он на меня. Когда он злится, даже не смотрит в твою сторону, просто орет и все, не поймешь, к тебе это он обращается или к кому другому. Мне очень не хотелось выводить его из себя, и я, пересилив себя, молчал.
– Послушай, Эдди, иди работай! Не теряй времени, – внезапно успокоившись, пробормотал он, еще больше погружаясь в клубы дыма.