Парижский вариант

– Насколько я понимаю, эти-то не собираются ронять ядерную бомбу на Иерусалим или Тель-Авив. С точки зрения «Щита полумесяца», в этом был бы смысл… но для французов это пустая трата сил. Мне кажется, они задумали что-то еще. Скорее всего – атаку на США, раз уж они вывели из строя наши спутники. Но с какой целью – я до сих пор не могу догадаться.

Все трое замолчали. Мерно рокотали винты, и гудел за стеклом ветер.

– Боевикам «Щита» тоже неизвестно, что задумали Шамбор с Боннаром? – поинтересовалась Рэнди.

– Я внимательно прислушивался к их болтовне. По-моему, террористам даже в голову не приходило, что французы не были их марионетками. С фанатиками так бывает – они видят лишь то, что хотят видеть.

Питер стиснул штурвал.

– Насчет козла отпущения – это ты, пожалуй, прав. Уже за то, что они натворили до сих пор, можно огрести по полной программе, не говоря о том армагеддоне, который нас ожидает. Вспомни, что случилось после теракта во Всемирном торговом центре и атаки на Пентагон. Наш солдатик с ученым вряд ли захотят брать на душу второй Афганистан, только во Франции.

– Именно, – согласился Джон. – Думаю, Шамбор рассчитывает, что вновь образуется всемирный фронт борьбы с терроризмом. Поэтому ему нужны террористы. Такие, чтобы весь мир поверил. Мавритания и его «Щит полумесяца» – идеальная жертва. Группа малоизвестная… и кто прислушается к их оправданиям, если их главаря застанут, так сказать, на месте преступления? Все улики покажут на то, что Шамбора они похитили, а тот – подтвердит. Он врет настолько убедительно, что ему поверят. Могу засвидетельствовать.

– А что Тереза? – спросила Рэнди. – Она-то уже знает правду?

– Не уверен, всю ли правду… но про отца – точно. Ей уже известно слишком много, и Шамбора это должно тревожить. Если запахнет жареным, ему придется ради спасения плана пожертвовать дочерью. Или Боннар возьмет дело в свои руки и займется этим сам.

– Родную дочь… – Рэнди передернуло.

– Он или безумец, или фанатик, – заметил Джон. – Других причин для подобного перерождения – из блистательного ученого в поганого террориста – я представить не могу.

Питер окинул взглядом ландшафт внизу. Вертолет приближался к небольшому городку на реке. Обветренное лицо агента было, как всегда, бесстрастно.

– Оставим покуда этот спор, – проронил он. – Вон там – Макон, окраина Бургундии… а речка зовется Сона. Тихое такое на вид местечко, правда? Ну, такое оно и есть. Мы с Рэнди здесь заливали бензин на пути за тобой, Джонни, – без проблем, так что мы снова сядем тут. Баки показывают дно. Ты когда ел в последний раз?

– Уже не припомню.

– Тогда заправимся не только бензином.

Когда Питер посадил «Гольц» в местном аэропорту, на поле уже лежали длинные, расплывчатые предзакатные тени.

Близ Бумеле-Сюр-Сен, Франция

Эмиль Шамбор сладко потянулся, откинувшись на спинку кресла. Лишенный окон временный кабинет выглядел неуютно – по голым каменным стенам висело зловещего вида холодное оружие и пыльные доспехи, – хотя на полу лежал толстый берберский ковер, а лампы под высокими сводами горели тепло и ясно. Ученый не случайно предпочел работать здесь, в оружейной, где не было окон. Тут его ничто не отвлекало… а мысли о Терезе он старательно задвигал в дальние уголки сознания.

Шамбор с любовью глянул на молекулярный компьютер, громоздившийся на длинном лабораторном столе. Конечно, он любил каждую мелочь в своем творении… но более всего восхищался скоростью его работы и вычислительной мощью. ДНК-компьютер проверял все возможные пути к решению задачи параллельно, а не последовательно, как делали это мощнейшие суперкомпьютеры. С точки зрения программиста, даже лучшие кремниевые микросхемы работали очень-очень медленно. Само собой, куда быстрее человеческого мозга. Но его молекулярная машина действовала настолько споро, что и представить трудно.

А сердцем ей служили гелевые капсулы, полные разработанных Шамбором особенных молекул ДНК. Спиральные цепочки нуклеиновых кислот, свернувшиеся клубочком в каждой живой клетке, – основа биохимии всего сущего, – стали для ученого тем, чем палитра – для художника. А в итоге его молекулярное чудо могло, не поперхнувшись, переваривать задачи, неразрешимые для любого суперкомпьютера, – программы искусственного интеллекта, прежде дававшие фатальные сбои, навигация в сплетении сложных компьютерных сетей, того, что принято называть «информационным шоссе», сложные игры, наподобие трехмерных шахмат. В конце концов, все они сводятся к выбору единственной верной тропы из колоссального числа вариантов.