Парижский вариант

– Ученый в башне из слоновой кости и младший офицер французской армии, – промолвила Рэнди. – Сомнение берет – они ли это задумали?

– Меня тоже. – Джон подался вперед, задумавшись. – Вся эта история попахивает театром марионеток. Смотрите – капитан Боннар работает в Париже и знать не знает о теракте в Пастеровском. Баски взрывают лабораторию и «похищают» доктора Шамбора, потом переправляют старика в Толедо и отдают «Щиту полумесяца». Потом разворачиваются, возвращаются в Париж, похищают Терезу – и тоже волокут в Толедо. Мавритания мечется между Францией и Испанией, в то время как доктор Шамбор и капитан Боннар встречаются впервые, похоже, только на алжирской вилле. Мавритания полагает себя равноправным партнером французов аж до самого Гренобля. Так… кто дергает за ниточки, кто координирует действия и перемещения игроков? Это должен быть кто-то хорошо знакомый обоим французам.

– И очень богатый, – добавил Питер. – Это чертовски недешевое мероприятие. Кто платит?

– Только не Мавритания, – уверенно заявила Рэнди. – Из Лэнгли меня уверяли, что, с тех пор как он разошелся с Бен Ладеном, у него в кошельке пустовато. Кроме того, если Шамбор с Боннаром использовали «Щит полумесяца», то и счета, вероятно, оплачивали они. Сомневаюсь, чтобы у капитана-штабника или ученого-бессребреника вроде Шамбора нашлись бы такие деньги.

– Только не у Эмиля. – Выйдя из ступора, Марти решительно помотал головой. – Господи, какое там! Эмиль вовсе не богат. Видели бы вы, как он скромно живет. И кроме того – у него на столе вечно был такой беспорядок! Я серьезно сомневаюсь, чтобы он сумел организовать такое количество людей.

– Какое-то время я подозревал капитана Боннара, – продолжил Джон. – В конце концов, он вышел из простых солдат – достижение немалое и достойное восхищения. Но он, на мой взгляд, все же не настоящий вожак, не организатор. Уж точно – не Наполеон, тоже вышедший из низов. Если верить досье, нынешняя супруга Боннара – из почтенной французской семьи. Богаты… но не настолько, чтобы нас заинтересовать. Так что, если я ничего не напутал, Боннар тоже отпадает.

Покуда Джон, Питер и Рэнди что-то обсуждали, Марти Зеллербах скрестил руки на груди и поглубже зарылся в гору подушек. Закрыв глаза, он позволил своему рассудку отплыть в прошлое, преобразуя его в трехмерную матрицу образов, звуков, запахов. Заново переживая минувшее, он со сладостной четкостью вспоминал часы работы с Эмилем, радость маленьких удач и успехов, «мозговые штурмы», пиццу с доставкой, долгие дни и долгие ночи, запахи химикатов и металла, становящуюся привычной обстановку лаборатории и кабинета, все больше похожую на родной дом…

Вот оно!

Опустив руки, Марти резко выпрямился и открыл глаза. Он вспомнил, как именно должны были выглядеть лаборатория и кабинет при ней.

– Нашел! – воскликнул он.

Трое агентов разом воззрились на него.

– Нашел что? – поинтересовался Джон.

– Наполеон! – Марти величественно раскинул руки. – Ты упомянул Наполеона. Тут-то я и вспомнил. На самом деле мы ищем аномалию. Что-то такое, что не вписывается в общую картину. Что укажет нам недостающий член в этом уравнении. Вы же, разумеется, знаете, что, обрабатывая по одному алгоритму одни и те же сведения, новых результатов не получишь. Пустая трата времени.

– И что мы упустили, Март? – спросил Джон.

– «Почему», – поправил толстяк. – Мы упускаем из виду «почему». Почему Эмиль пошел на это? Возможно, ответ – Наполеон.

– Он это делает ради Наполеона? – недоверчиво переспросил Питер. – Малыш, и это твоя гениальная идея?

Марти хмуро покосился на англичанина:

– А ты, Питер, мог бы сам вспомнить. Тебе я рассказывал об этом. – Покуда агент хмурился, пытаясь вспомнить, о какой же загадке упоминал Марти, тот в порыве энтузиазма вскинул руки жестом победителя. – Ре-про-дук-ци-я! Поначалу это не показалось мне важным, но теперь – другое дело. Это и есть аномалия.

– Какая репродукция? – недоуменно переспросил Джон.

– На стене лаборатории Эмиль повесил превосходную репродукцию одной картины, – объяснил Марти. – Оригинал – холст, масло, автор – кажется, Жак-Луи Давид, известный французский живописец конца девятнадцатого века. Называется, по-моему, «Отступление Великой армии из Москвы» – как это будет по-французски, не припомню. Так вот, – отставив компьютер на тумбочку, Марти вскочил, не в силах усидеть спокойно, – Наполеон на ней показан в черной тоске. Оно и понятно – ну, захватил он Москву, и тут же приходится отступать, потому что половина города сгорела, есть – нечего, а зима – на носу. Наполеон выступил в поход с четырехсоттысячной армией, а вернулось с ним в Париж едва десять тысяч. Так вот, на картине Наполеон едет, понурив голову, – Марти показал как, – на большом белом коне, а доблестные солдаты его Старой гвардии тащатся по сугробам, точно оборванцы какие-то. Жутко печально.

– И эта картина пропала из лаборатории Шамбора? – переспросил Джон. – Когда?