Они закурили, а потом подошел Шаповалов и стал излагать свои соображения по поводу времени преступления. Его сменил старичок-следователь, который перекинулся с Опалиным несколькими фразами и засеменил к выходу. Завертелась карусель дознания – новый и сложный для Казачинского механизм, который он пока постигал лишь чисто интуитивно. Опалин побеседовал с дочерью домработницы Кошиц и выяснил, что у последней был сердечный друг, пожарный, которого звали Федор Пермяков. Он иногда захаживал в гости к домработнице, но лично дочь его не видела и не знала, как он выглядит. Кроме того, несколько месяцев в доме проработала молодая нянька по фамилии Резникова, которой не было среди убитых.
Отпустив свидетельницу, Иван сделал пару звонков и отправился опрашивать тех, кто жил в близлежащих домах и мог что-то заметить. Когда после обеда прибыл Петрович, Опалин отправил его с Яшей на поиски няньки, а сам занялся Алевтиной Бунак – сухонькой старушкой старорежимного (как про себя определил Юра) типа, которая ахала, охала, сморкалась в платочек и периодически порывалась упасть в обморок. Тем не менее от Казачинского не укрылось, что старушка оказалась весьма непроста и как бы между прочим норовила задать Опалину больше вопросов, чем он ей. О ценностях, имеющихся в доме, она доложила, что профессор зарабатывал очень хорошо, его сыновья – весьма прилично, но их уровень жизни предполагал определенные траты, и нельзя сказать, чтобы в доме водились немыслимые богатства. Украшения у женщин, положим, были, но, знаете ли, молодой человек – простите, товарищ, – это были очень, очень скромные украшения, так, пустячки, чтобы себя побаловать. Но любопытнее всего было наблюдать за гражданкой Бунак тогда, когда Опалин задал вопрос по поводу тайника в стене. Алевтина Сергеевна всплеснула сухонькими ручками и стала уверять, что ничего не знает, понятия не имеет и вообще в толк не может взять, что собеседник имеет в виду. Тон ее в эти мгновения напоминал интонации старой актрисы, которая пытается вернуться на подмостки после долгого перерыва: вроде бы убедительно, но тем не менее не веришь ни единому слову.
Пока Опалин пытался разобраться в страшной драме, разыгравшейся на Пречистенке, Юра пребывал в почетном, но обидном статусе золотой рыбки на посылках. Его посылали позвонить по телефону, найти понятых для обыска у дворника, поймать Горюнова и узнать у него нужные сведения, сгонять за бутербродами для товарищей, смотаться в профсоюз пожарных – и так далее до бесконечности. Будь на месте Казачинского человек более самолюбивый или более взбалмошный, он бы непременно взбрыкнул, но Опалин ухитрялся как-то так распоряжаться, что Юра был только рад выполнять его поручения. Кроме того, он чувствовал, что на его глазах из крохотных кусочков словно выстраивается мозаичная картинка, и когда она будет готова, все элементы сложатся в имя преступника. Но когда ближе к вечеру муровцы вернулись на Петровку, чувствовалось, что до финала расследования еще очень далеко.
– Судя по количеству инструмента, использованного для вскрытия стен, в банде три или четыре человека, – буркнул Опалин, растирая пальцами веки. Он устал больше всех, но старался не показывать виду. – Дворник вспомнил, что вчера вечером в особняке непривычно громко включили радио. Чтобы заглушить шум, конечно… Теперь насчет стен. Исходя из размеров пустот, в тайниках было что-то вроде небольших сундучков. Знать бы, что в них… Гражданка Бунак явно знает – или подозревает, – но говорить упорно не хочет.
– А откуда они знали, что тайники расположены именно там? – не утерпел Казачинский.
– Простукали стены, – ответил за Опалина Петрович. – А вот как они узнали, что в доме вообще есть тайники, большой вопрос. Ваня, нам придется под микроскопом изучить семью профессора Елистратова. Там же явно какие-то материальные ценности, и серьезные, раз из-за них ухлопали столько человек.
– Ну это мы разъясним, что за ценности и откуда они взялись, – усмехнулся Опалин. – Плохо, конечно, что никакого Федора Пермякова среди пожарных не числится. Но если он подсыпал яд, конечно, он и не стал бы светить свое настоящее имя.
– Почему именно любовник домработницы? – спросил Юра.
– Посторонний человек на кухне, чье присутствие не кажется странным. Она возле плиты хлопотала, а он небось еще и говорил, как по ней соскучился, прямо жить без нее не может. Пока Кошиц бегала туда-сюда, отравил еду.
– Ну она могла и дворника впустить, – протянул Яша. – И он тоже мог придумать какой-нибудь разговор для отвода глаз. Или нянька Варвара Резникова могла прийти в кухню и тоже чем-нибудь отвлечь.
– Именно поэтому я и распорядился задержать и ее, и дворника, – хмыкнул Опалин. – Хотя при обыске ничего подозрительного в их вещах не нашли… Ладно, перерыв полчаса. Сгоняйте в столовую, а потом… потом посмотрим.
– А ты разве не хочешь есть? – спросил Петрович.
– Нет, – коротко ответил Опалин, – что-то не хочется.