Самир прижал колени к груди и обхватил их руками. Он качался вперед-назад. Он попытался заговорить, но во рту пересохло. Он снова попытался и прохрипел: «Я тебя изнасиловал».
Анвен ощутила облегчение. Значит, она не сумасшедшая. Это случилось на самом деле. Но она произнесла: «Я бы не назвала это изнасилованием, — хотя, как она узнает позже, согласно правилам поведения их колледжа, это было чистой воды изнасилование. — Я бы назвала это сексуальным принуждением».
Через минуту девушка добавила: «Я тебя прощаю». — «Если ты не возражаешь, — ответил он. — Только я не думаю, что готов простить себя». Самир рассказал Анвен, чем он занимался для собственного просвещения. Он предложил сдаться полиции, но она ответила, что не хочет этого. Она только хотела, чтобы они поговорили и парень понял, как эта ночь повлияла на нее. «Конечно, — согласился он. — Как скажешь».
Так что Анвен периодически назначала Самиру встречи, и они беседовали. «Оказывается, я не видел ее так долго потому, что она специально запомнила мой график, чтобы нигде не пересекаться со мной. Один взгляд на меня мог довести ее до эмоционального срыва и испортить весь день». Они встретились несколько раз, но разговаривать с Самиром лицом к лицу было нелегко для Анвен. Уехав за границу на целый семестр, она снова оборвала с ним связь.
Следующий раз они увиделись осенью последнего курса, на студенческом марше «Вернем себе ночь». Анвен находилась там как жертва насилия; Самир пришел в поддержку своей новой девушки, у которой тоже был печальный опыт сексуальных домогательств. «Странная ситуация, — признал он. — Я очень злился на того, кто посмел сделать такое с женщиной, которую я любил всем сердцем, но при этом сам совершил то же самое». Сексуальные действия вызвали у его девушки посттравматический стресс. «Что-то с ней происходит, ее глаза будто застывают, и она мысленно возвращается в тот момент, когда ее изнасиловали. Мне пришлось научиться замечать эти признаки и помогать ей: я бросаю все дела и изо всех сил пытаюсь поддержать ее, чтобы вывести из этого ужаса и вернуть в реальность». Самир уделяет большое внимание согласию: он действует медленно, осторожно и проверяет на каждом шагу, что она не только не возражает, но и получает удовольствие.
Самир переживал, что не заслуживает быть на этом марше, что само его присутствие — уже надругательство, но его девушка, которая знала о нем все, сказала, что без него она не справится, и он пошел. В конце шествия поставили микрофон для всех, кто хотел высказаться, и Анвен неожиданно для себя решила рассказать свою историю. Она переглянулась с Самиром, который сидел всего в нескольких футах от нее. «Так страшно мне еще никогда не было, — вспоминает Самир. — Я думал: “Черт! Боже мой! Да что же это такое!” Я не знал, что она скажет. Но она рассказала — без подробностей — о том, что с ней случилось, а в конце сказала: “Если человек, который сделал это со мной, выйдет и расскажет свою историю, надеюсь, вы его выслушаете”».
Она надеялась, что Самир наберется мужества и публично ответит за свои действия, чтобы все могли его выслушать и принять его раскаяние, осудив при этом за преступление. Самир был поражен ее великодушием. Но в тот вечер он промолчал.
Примерно в то же время одна из близких подруг Анвен официально заявила в полицию на парня, который сделал с ней примерно то же, что и Самир. Разница заключалась только в том, что девушка в тот момент была без сознания. Она попросила Анвен пойти с ней на слушания, где студенты и свидетели будут давать показания и подвергнутся допросу специально обученного комитета, состоящего из трех преподавателей и сотрудников колледжа. Комитет признал парня виновным в противоправных действиях, но ни к чему особенному это не привело. Его надолго отстранили от занятий и назначили еще какое-то мелкое наказание. Девушка была довольна — она добивалась