Паровоз

Фройляйн пробежала глазами текст.

– ЛСД реально помогает вам вспоминать?

– Если к этим видениям относиться серьезно, то да, – пожал я плечами.

– Не откажетесь от путешествия? Доктор посидит с вами.

– Когда? Сейчас?

– А что тянуть? Завтра вам возвращаться из Екатеринбурга. Неделю мы вас точно не побеспокоим. Давайте, сейчас. Какая доза вам привычна?

Я снова пожал плечами.

– Одна, две марки, 100-200 мкг, наверное. В высокие дозы не ходил. Иногда, вообще без кислоты обходился, лег на диван, глаза закрыл и вспомнил. Только не ночью, ночью засыпал. Но иногда наоборот во сне такое приснится, хоть падай. И запоминается хорошо, что удивительно.

– А как сегодня спали? Ничего интересного не снилось?

– Увы, – развел я руками.

– Что же, слетаете в космос? Нас больше интересует ваша последняя жизнь. Постараетесь про космические корабли побольше вспомнить? Про эти, «живые», как вы их называете.

– Ок, – я улыбнулся, – вы же и без спроса кольнуть можете. Но, понимаете, гарантий никаких, что я там увижу?

Следователь не улыбнулась.

– Вадим, дайте дозу, – велела она доктору. – Сто микрограмм для начала, препарат химически чистый, – пояснила она мне. – Вон, кушетка сзади вас.

Перед глазами заплясала разноцветная вакханалия, Стены и предметы в кабинете потеряли жесткость и принялись изгибаться. Фройляйн приоделась в национальный тирольский костюм, ничего черного на ней больше не оставалось. «Поехали», – пробормотал я, закрывая глаза.

Я честно пытался увидеть свет звезд, но только слышал плеск волн. Цветные узоры в глазах кружились словно в калейдоскопе. Наконец картинка оформилась: передо мной качалась потная спина гребца сидевшего на веслах. Холодный ветер и запах моря.

Драккар летел по волнам, двадцать пар весел действовали одновременно, как пальцы одной руки. Маячивший впереди кнорр был обречен. Что могли двенадцать пар против двадцати, даже при попутном ветре?

Хищник приближался к жертве. Стали видны суетящиеся на кнорре люди. От усилий весла гнулись в руках гребцов, но корпус был широковат, груза было многовато, и скорость маловата, чтобы уйти от погони.

Экипаж драккара уже был в доспехах и при оружие. Мы с братом сидели на одном весле. Пожалуй, мы единственные были без брони и без шлемов. Зачем? Берсеркеры шли в бой с голым торсом. Безумное опьянение схваткой и ужас, внушаемый противнику, защищали лучше любого доспеха. Среди рогатых шлемов викингов выделялись моя лысая голова и алая повязка брата.

Кнорр был уже совсем рядом, оттуда нестройно ударили луки. Я засмеялся, брат просто не обратил внимания. Кормчий драккара выкрикнул команду. Весла взметнулись вверх. Драккар впритирку прошел к борту кнорра, ломая, словно спички, весла не успевших отреагировать гребцов. Брат сидевший ближе к борту закрепил весло вертикально в отверстии в скамье. В борт кнорра вонзились абордажные крючья.

Я вскочил на скамью и взмахнул боевым топором. Брат предпочитал прямой франкский меч, и он уже работал им на кнорре.

– Красная голова! Красная голова! – раздались крики ужаса. Брат был известен и популярен. Я прыгнул вторым. Следом посыпались остальные викинги.

Несколько минут смертельной пляски и остатки команды кнорра прижимались к бортам на короткой носовой палубе. Впереди со сломанным мечом в одной руке и тяжелым ларцом в другой стоял человек, очевидно, хозяин судна.