Паровоз

Грейпфрутовый сок в бумажном стаканчике, вообще вся посуда бумажная, одноразовая, овощной салат, филе трески с гарниром из запечённой картошки, деревянная (!) ложка. Стакан с чаем, пакетик «Greenfield», зеленый с жасмином.

– Угощайтесь, приятного аппетита.

Я поставил поднос себе на колени.

– Так всегда будет? Стол не принесете?

Доктор промолчал.

Сок оказался свежевыжатым и даже не разведенным. Рыбу есть ложкой было неудобно, но я приспособился, зато помидоры в салате оказались с рынка, не турецкие, пластмассовые.

– Что же, – прихлебывая горячий чай, сказал я доктору, – кормежка отличная, как дома. А как у вас с развлечениями? Что-то не вижу ни телевизора, ни компа.

– Развлечения начнутся завтра, а сейчас отдыхайте.

Девушка забрала поднос, доктор, попрощавшись, вышел за ней, санитар запер дверь.

Я лениво подумал о душе, но видимо в еду было добавлено что-то седативное, поэтому повалился на кушетку, сунул подушку под голову и, не дождавшись обещанной пижамы, провалился в сладкий, глубокий сон.

«Крик петуший нам только снится». Нет, не снится, орет натурально. Я открыл глаза: в камере светло, часы на картине показывают восемь. Хорошо, не шесть, но, однако, какое воображение у ребят, даже восхитился. Потянулся, зевнул, повернулся, еще раз потянулся, выругался (негромко), сел, встал, побрел к унитазу.

Помочился. Включилась бодрая музыка, из крана потекла вода. Холодная. Я покрутил ручку смесителя, ноль эффекта, пришлось умываться холодной. Ни мыла, ни зубной пасты. Блин. Вода выключилась.

Вспомнив революционеров, террористов и просто хороших парней в тюрьме, снял джинсы и рубашку, встал на зарядку. В лицо подул прохладный ветер. Заиграло пианино, «Начинаем утреннюю гимнастику», – раздался жизнерадостный голос диктора из глубокого детства, я аж поперхнулся.

– Раз, два, три, четыре, – энергично считал диктор.

– Ить, ни, сан, си, – вторил я, махая руками и ногами.

– Переходите к водным процедурам, – закончил диктор.

Включился душ.

Я разделся догола, покрутил задницей перед невидимой камерой и протянул руку потрогать воду. Градусов двадцать, не больше. «Суки!» – проговорил я, и, сжав зубы, нырнул под душ.

– Где мыло? – истошно заорал я. Вода выключилась, и душ плюнул мне на голову мыльной пеной. Приплясывая от холода, я размазывал пену по телу. При этом не забывал материть комитетчиков за их богатое воображение. Вода снова включилась, чуть теплее на этот раз. Я только успел смыть пену, как душ отключился, и дунул горячий ветер. Я повертелся под потоком, согреваясь.

– Автомойка, суки, – подвел я резюме и подумал, – «Хорошо, щеток нет, как в «Бриллиантовой руке».

Открылась дверь, вошел вчерашний санитар, и со словами: – Переоденься, – бросил на кровать запечатанный в целлофан пакет. Собрал с койки мою одежду, вышел.

Я разорвал пленку. Мягкая фланелевая пижама с зайчиками, белые, махровые шлепанцы.

– Охренели совсем, что ли? – поговорил я. – Точно, сумасшедший дом.

Санитар снова открыл дверь, пропустил внутрь девушку с подносом.

– Ваш завтрак, – сказала девушка, ставя поднос на кушетку.

Стакан чая, из-под крышки торчит нитка с этикеткой «Greenfield», аэрофлотовская упаковка меда, в пластиковой пиалке мюсли залитые апельсиновым соком, – «Знают, суки, что молоко не пью», – усмехнулся я.

Пластмассовая ложка и два бутерброда с сыром на бумажном блюдце завершали сервировку.

Включилась музыка, я принялся за еду. Тюрьма три звезды.

Санитар стоял у двери, ждал, когда я поем.

Последний глоток чая, и санитар махнул рукой, – Пошли.

Я покорно поднялся.

Пришли в уже знакомый кабинет, там опять двое: врач и фройляйн. Поздоровались.

– Маш, а можно мне нормальную одежду? Зайчики меня расстраивают, совсем себя психом чувствую.

Штурмбанфюрер покачала головой.

– Требование наших психологов.

Я поморщился.

– Петух и Дали тоже их разработки?

– Стараемся разорвать ваше привычное ощущение реальности, не повредив при этом психику. Вы ведь быстро адаптируетесь?

– Ну, – я пожал плечами.

– Хорошо, давайте работать, у нас не так много времени.

Я поднял руку в пионерском салюте.

– Всегда готов! – бодро воскликнул я.

Мария Ивановна не отреагировала.

– Начнем с ваших воспоминаний. Пожалуйста, подробно, со всеми деталями, расскажите, как вы начали вспоминать свое инопланетное прошлое. Послужило ли что-то толчком. И последовательно все что помните. Устанете, сделаем перерыв. Не торопитесь.

Я кивнул и начал с чистки зубов. Закончил своей неадекватной вспышкой ненависти к Анастасии Петровне. В промежутках был обед и несколько чашек то кофе, то чая. Про Египет и свои дальнейшие, человеческие жизни благоразумно промолчал.

– Спасибо, Дмитрий, вижу, вы устали, на сегодня достаточно, Иван проводит в вашу комнату. Отдыхайте.

Я оценил «комнату». Поднялся, правда, устал. Зевнул.

Следующим утром (я в зайчиках, Демидова в черном) «работа» началась с текста. Маша протянула мне распечатку моего рассказа висящего в ФБ.

– Отметьте, пожалуйста, где здесь ваши реальные воспоминания, а где художественный вымысел.

Я вооружился карандашом. Почеркал, весь Египет вымарал на фиг, ну и дочку на всякий случай.