Паровозик из Ромашкова

верхних трущобах. Сумел там выжить. Копил амуницию, в ожидании сегодняшнего дня.

***

Антон не любил рынок. Он знал, что это место – плохое, опасное, грязное. Но сейчас, когда

Антон покидал его навсегда, оказалось, что он будет о нем грустить. Антон свободно

ориентировался в этом кажущемся хаосе. Знал, где купить антиквариат. Знал, кто продает мясо.

С тех пор, как Антон повзрослел, его часто нанимали постоять на шухере, в отдалении от

прилавка, в случае опасности оповещая торговца о приближении экопов – в форме, но чаще в

штатских лохмотьях.

Именно на рынке Антон завел знакомства. И не только с торговцами. Были среди его знакомых

опасные люди с верхних уровней. Знавал он и людей, которые обитали над трущобами, на

запретной территории. Там, куда Антон и держал путь сейчас.

Сама по себе Базарная лестница была широкой, но портило ее то, что на ней располагались

трущобы. Притом, достаточно опасные. По обеим сторонам, прямо на ступеньках стояли

крохотные жилые конуры, собранные из обломков пластмассы, костного кирпича, даже из

бумаги. Тут и там ютились пестрые палатки, обтянутые ветхой тканью.

Подняться наверх можно было только по грязной тропиночке между хибарами.

На втором пролете к Антону пытались привязаться какие-то залетные босяки, но, увидев, что

нарвались не на простака, отстали.

На промышленные уровни с лестницы было не попасть. Бронированные двери, ведущие к цехам

по производству костного кирпича, кожи и опресненной воды, не открывались никогда. С

нижними этажами, откуда поступало сырье, их связывали подъемники. Работяги же с верхних

этажей шли на работу по специальным, нежилым, тщательно охраняемым лестницам.

Нерадостная жизнь была у работяг. Вставать по гудку. На работу – строем. Потом паши

двенадцать часов за два с половиной брикета в день. Притом, если опоздаешь или как-нибудь

проштрафишься, пайку твою могут и урезать. Антону случалось переживать не самые лучшие

времена, но до такой степени отчаяния, чтобы записаться на фабрику, он не дошел.

Еще выше, за рабочими кварталами, располагался парковый уровень. Раньше, говорят, там было

красиво. В кадках росли диковинные цветы, в существовании которых Антон мог бы и

усомниться, если бы не видел такие на нижних, богатых, уровнях. Была в парке и огромная ниша

в полу. Рассказывали, что раньше там была вода, и в ней можно было купаться. Но это, конечно, относилось к разряду сказочек для дурачков. Зачем нужна вода, если ее и так вокруг башни

полным полно? Опасной, кишащей гадами и жуткими тварями, воды. Хотя, возможно, это была

пресная вода. И ее просто выпили.

Сейчас водяная яма была суха. В ней жили разные бедолаги, отребье трущоб. Обитали они не

только в яме, но и по всему уровню. Антон знал, что жить в парке куда хуже, чем в трущобах.

Верхних уровней экопы боятся, а в парке – хозяйничают.

Вообще-то парк считался местом собраний и гуляний. Сквозь стекло отсюда можно было

посмотреть на морские глубины. Впрочем, ничего особенного там увидеть было нельзя. Морские

гады показывались здесь очень нечасто. А чуть повыше, над мутным слоем их было хоть пруд

пруди.

На парковом уровне стоял шум. Антон, хотя и торопился, остановился, прислушался.

- …а эти гады жиреют! – вопил кто-то из фабричных.

- Пайки урезать, разве дело? – поддерживали его.

- Экопов в бездну! – надрывался какой-то горлопан.

- В бездну! В бездну! – скандировала толпа.

Там же Антон разглядел и стражей порядка. Они кучковались, одетые в черную кожаную форму.

Делали вид, будто ничего не происходит. Хотя некоторые из них сжимали рукояти пластиковых

дубинок.

Если бы Антон не торопился, он бы тоже вклинился в толпу, поорал бы вместе со всеми. Экопов

он не любил. И за отца, и за многое-многое другое.

Но путь его лежал еще выше.

Сразу за парком начинались трущобы. Пять уровней, куда экопы ходить боялись. И правильно

делали. Обитатели верха представителей власти ох, как не жаловали.

Лачуги на этих уровнях лепились к стенам, пластмассовые и костяные коробки громоздились

одна на другой. Пройти по полу было возможно не везде. От стены к стене здесь были протянуты

веревки, на которых сохло убогое тряпье. Местные передвигались по сложной системе

веревочных лестниц и связанных друг с другом водорослевых плетей, протянутых под самым

потолком.

Антона, двигавшегося по лестнице, провожали настороженные взгляды. Впрочем, попадались

среди местных бездельников и знакомцы.

Путь Антона лежал еще выше – на самые верхние уровни, заходить куда боялись не только

экопы, но и сами обитатели трущоб. Подниматься наверх рисковали только люди, которым терять

было уже совершенно нечего.

Места наверху было много. Сквозь стекла можно было увидеть водяных чудищ. Да и вода была

чище и светлее, чем внизу.

Боялись трущобники только одного. На верхних уровнях можно было заразиться, подхватить

неизлечимую болезнь, от которой выпадали волосы и зубы, а тело покрывалось язвами.

Впрочем, зараза прилипала не ко всем. Антону пока везло. Долго ли продлится везение – он не

знал.

***

После многолюдья трущоб лестница на верхние уровни поражала безлюдьем. Звук шагов

разносился гулким эхом в пустоте.