Паровозик из Ромашкова

- «Предчувствовал!»…Тоже мне, ясновидец херов. Знаю. Повезло тебе, ты можешь поговорить с

ней. Ты выжил, урод. А я тут здесь, вынужден видеть наших учителей и друзей. Ты не знаешь, КАКИМИ я их вижу. А ты, ты!.. Ты можешь её видеть, можешь к ней прикоснуться…а я нет. Даже

мои кости, тьфу ты, мой прах, мой гребаный прах никто не станет доставать из того места, где он

лежит! Даже по-человечески сдохнуть не могу!

Размытый силуэт встал с места и подошел к Аркадию. Сквозняк, так драматично хлопнувший

вдалеке еще одним стеклом, заставил пробежать по спине холодок. Повеяло чем-то могильным.

Голос, такой узнаваемый, стал угрожающим шепотом:

- А ты знаешь, что тут, в этом районе, находится радиоактивный источник? А ты ведь облучен, да? Всё таки получишь по первое число, совсем уже скоро. Нечего было выпендриваться и

соваться куда не надо! Понял?!

Аркадий знал, что Борис имеет в виду те случаи с вылазками на поверхность незадолго после

катастрофы. Как раз тогда, когда сталкеры метро исследовали поверхность и составляли карту

опасных точек, он заработал свою дозу. И знал, что осталось ему недолго.

- Да понял я, - глухой голос звучал твердо. – Понял. Двадцать лет меня мучила твоя просьба.

Двадцать лет я вспоминал, что же меня гложит. И увидев её, я все вспомнил. Она как

выключатель, как провод, замкнувший во мне память…и я пришел сюда. Чтобы выполнить твою

просьбу, потому что много лет назад, в восьмом классе, тебе не хватило смелости сказать ей о

своих чувствах. Ты боялся. И вот теперь, когда мира уже нет, а осталась кучка людей в метро, а

моя жизнь подходит к концу – ты злишься на меня за свою трусость. Я услышал то, что хотел. И

выговорился. Прощай, я помню о нашей дружбе. – Аркадий надел перчатку и вышел из пустого

класса. Идя по коридору в сторону лестницы, он слышал, что ветер, ворвавшийся в разбитое

окно кабинета словно бы прошептал: «Спасибо…». И стих, оставив идущего по пустой школе

человека наедине со своими мыслями и похрустывающими шагами. Метровец, для которого

беседа с давно погибшим другом являлась чем-то вроде удара фонарем по голове, был погружен

в тишину школы. Незаметно для себя он начал подпевать мелодии, любимой песне детства –

«День Победы». Учитель музыки, пенсионер, виртуозно владел игрой на пианино. Аркадий

вспомнил, что он с Борей всегда оставался после урока музыки, чтобы послушать фронтовые

истории и взять пару текстов песен военного времени и выучить их. Просто так, воздавая дань

уважения не только учителю-ветерану, но и в память о тех днях. «Если бы потом, после нас, -

думал Аркадий, слыша тихий клавишный мотив. – сочиняли песни…о чем бы они были?»

Мелодия. «День Победы» тихо играет здесь, вот тут, в кабинете справа, дверной проем которого

забаррикадирован упавшим тяжелым шкафом…надо идти отсюда, да поскорее. Творится тут что-

то нечеловеческое, да и почему именно «День Победы»? Житель метро, на которого и так

сегодня свалился, как кара небесная, груз сегодняшних событий, опасался завязнуть в

воспоминаниях детства. Всем внутренним существом он хотел вернуть прошлое, но боялся

утонуть в буре эмоций, в воспоминаниях юношества, беспощадно выжженного атомным взрывом.

Всё его прошлое – всего лишь радиоактивный пепел. Не более того. А пепла, как он думал, может быть много, и упасть в него, утонуть – раз плюнуть. Ускорив шаг, Аркадий прошел мимо

класса ОБЖ. «Ну что ж, вот тут нам и давали то, что пригодилось сейчас в большей степени.

Русский, литература…что будет с языком и книгами, написанными на них? Кто будет писать и о

чем? Как будут расти дети? На сказках о радиации и мутантах?» - путник снова горько вздохнул.

На языке вновь появился привкус железа, а в голове проявился, как тот дневной туман, образ

его жизненной миссии. Идти и искать останки друга – а зачем? Аркадий не видел смысла. В

голове щёлкнуло, и он понял, что есть один из новых принципов жизни в подземелье: «Не делай

ничего бессмысленного.» А ведь верно. Рациональный подход к жизни сложен, но он незаменим

в условиях теперешнего туннельно-станционного существования. А как иначе? Фонари, оружие, грызня за еду и так далее.

Мужчина спустился вниз, тяжело дыша – пора было менять фильтр. Быстро, по мере

возможностей, проделав нехитрую операцию он, наконец положил письмо в рюкзак. Сидя на

крыльце, он заодно приметил, что окуляры вновь стали ясными, а дождь чуть-чуть утих, повернув видение школы в лучшую сторону: всё стало менее пугающим. Словно бы старая, жуткая, уродливая женщина вдруг оказалась мудрой и холодной, но осталась непонятой.

Сегодняшний день, такой же безымянный, как и остальные, был другим. Он переменил Аркадия в

корне. Даже после всемирного уничтожения человека человеком, школа, даже будучи мертвой, дает свои последние уроки.

Снова дорога в метро, кажущееся таким теплым, таким родным. Окуляры из-за слабого, болезненного света с неба, слегка отражают ржавые рельсы, такие же ветхие, как и жизнь

каждого из нас. Аркадий с одышкой делал много остановок. Голова кружилась, мутило, да еще

усилившийся привкус кислого железа... Но воля его не подвела. Вот и подземный переход.