Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]

Единственный раз в жизни я последовал совету Мюуса. Я решил отдохнуть.

Усаживаясь в машину, я никак не мог поверить, что приехал сюда сегодня утром, а не полвека тому назад.

Я спустился в город с Нурднесбаккена, проехав квартал, чудом уцелевший во время бомбежек в войну, переживший не только взрыв 1944 года, но и послевоенную экспроприацию. Один-единственный дом здесь сгорел во время пожара в 70-е годы. Остальные же стояли, как и прежде, только еще более заброшенные.

Я проехал по улицам Страндгатан и К. Сюнда на Рыбную площадь. Это могло быть совершенно обычное субботнее утро. Если бы не две вещи. Сияло солнце. И только что умер человек.

Рыбные торговцы, щурясь на солнце, уже выстроились на площади. Молодые родители с детьми важно шли мимо. Вокруг, как в заколдованном танце, кружила влюбленная пара. Около парапета у края причала компания молодых людей лет пятидесяти ела креветки и делала вид, что им всего пятнадцать. Красавицы на любой вкус — от семнадцати до семидесяти — проплывали мимо, наслаждаясь солнцем и возбуждая внимание у представителей своего поколения.

По идее, застряв в пробке, я должен был бы сейчас очуметь от счастья, которое я всегда испытываю при виде весеннего солнца в ноябре. Мне надо было бы распахнуть дверь машины, сделать на крыше впереди стоящего автомобиля сальто-мортале, сорвать дворники с лобового стекла остановившейся рядом машины и запеть дуэтом с первым попавшимся голубем. Но ведь умер человек. Человек, с которым я договорился встретиться. Так что в сердце у меня бушевала гроза, а на лбу собирались морщинки.

Я свернул наверх к Хеддену. Рядом со стадионом «Мюлебанен» мне удалось найти свободное место между двумя машинами и припарковаться. С футбольного поля раздавались радостные крики, звуки удара по мячу и топот бегущих ног.

Собственно, ноябрь — самое неподходящее время года для игры в футбол. Все финальные игры уже сыграны, все серии матчей закончены. Только возрастные группы продолжали свою вечную борьбу и были сами для себя звездами английской лиги. «Мяч! Мяч!» — кричали они и занимали самые безнадежные позиции. И если уж кому-нибудь из них удавалось завладеть мячом под носом у нападающего, то он тут же с энтузиазмом попавшего на мировой чемпионат выделывал такие па, что заставили бы Марэдонну умереть от стыда, но вызывали восторженные вопли у завистливых игроков своей команды.

— Отлично! Прекрасно сделано, Пидди! — орали они.

В сине-красных формах все выглядели как близнецы. Я шел вдоль высокой ограды, отделяющей стадион от дороги, и пытался отыскать Томаса. Недавно ему исполнилось пятнадцать. Он был как раз в том возрасте, когда руки слишком длинны, ноги мешают друг другу, а сердце при беге бьется у тебя в руках.

Но я никак не мог его найти.

Не играл же он в другой команде, зеленых?

Нет.

Наконец я увидел его. Он сидел «на скамье» — на нижней скамейке дальней северной трибуны, вместе с двумя мальчиками и мужчиной, по всей видимости тренером. Он что-то сказал Томасу, и тот кивнул. Тренер выкрикнул чье-то имя. Один из игроков споткнулся и ушел с поля. Томас занял его место. Он хотел выйти на поле неторопливым размеренным шагом, но ноги заплелись, как всегда, и мальчику пришлось приложить максимум усилий, чтобы не упасть.

Я остался за оградой под деревом, чтобы не смущать его.

Игра продолжалась. Томас бежал к мячу. Но его противник оказался проворнее, и мяч полетел в противоположную сторону. Томас полетел за мячом. Этой осенью он был коротко пострижен, и волосы его заметно потемнели. Он уже становился взрослым, вырастая из светлого времени детства, которое его родители умудрились сделать для него таким трудным. Он уже выносился на просторы жизни. Стригунок в табуне ему подобных. Через несколько лет я сам, Беата и ее новый муж потеряем свое влияние на него. Он будет жить своей собственной жизнью, найдет себе кобылку и, может, захочет жить в зеленых лесах или высоко в горах.

Но сейчас он все еще был жеребенком.

В его манере игры не было ни смысла, ни цели. Он все время бегал за мячом, но на протяжении тех пятнадцати минут, что он носился по полю, я ни разу не видел, чтобы он хоть раз находился хотя бы в относительной близости к мячу. Но он все время бежал и бежал вперед, участвуя в личном марафоне, следуя своим собственным, совершенно отличным от других, правилам.

В конце концов ему вновь пришлось выйти из игры. Тот, кого он подменял, вылетел на поле, и не прошло и пяти минут, как был забит гол. Томас вытирал пот со лба, а тренер трепал его по плечу, приговаривая:

— Хорошая работа, Томас! Отлично, Томас!

Он оставался на скамье до окончания матча. А потом направился вместе с другими в раздевалку. Он почти не разговаривал с товарищами.

Внезапно он что-то вспомнил и стал оглядываться. Я уже направлялся к нему.

Мы помахали друг другу.

Он улыбался.

Мы решили отдохнуть. Вместе.

В Аквариум в ту субботу мы не пошли. Кроме того, он уже стал слишком взрослым для такого похода.

Вместо этого мы заехали в видео-салон, где каждый выбрал себе фильм по вкусу.