Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании

Теория конфликта элит Р. Лахманна, несомненно, явилась результатом критического осмысления материала, который был накоплен британской историографией в процессе изучения истории парламента и партийно-политической системы страны к началу нашего столетия. Как и в случае описанной выше проблематикой «конституционной революции» 1828-1832 гг., новый всплеск внимания к которой был инспирирован теоретическими обобщениями Д. Норта и Дж. Уоллиса, появление теории конфликта элит привело к более взвешенной оценке ряда аспектов в изучении истории английской партийно-политической системы на протяжении «долгого XVIII в.». Современные британские историки проявляют все большую осторожность в отношении датировки процесса зарождения политических партий. Сегодня уже мало кто из специалистов полагает, как это делали полвека назад И. Балмер-Томас, Г. Холмс и Дж. Бартон, что в период пребывания у власти последних Стюартов, Вильгельма Оранского и королевы Анны, тори и виги представляли реальное разделение интересов по основополагающим политическим и религиозным вопросам.166 Уже к середине 70-х гг. прошлого века возобладал более осторожный взгляд, в соответствии с которым исключительный кризис периода Реставрации стал лишь толчком к структурированию новой политической элиты.167 Вслед за профессором Вустерского колледжа (Огайо) Р. Уолкоттом, большинство британских историков, изучающих партийно-политическую систему страны в XVIII в., полагают, что парламент, а следовательно, и политическая элита в целом были разделены тогда не на партии в современном смысле слова, а на множество фракций – группировок, скреплявшихся родственными, профессиональными, должностными и прочими связями, а также отношениями патронажа.168 Замечания Р. Уолкотта имеют, как представляется, принципиальное значение. Американский профессор обратил внимание на то обстоятельство, что наличие различных политических группировок в парламенте представляло существенную черту британской политической жизни, причем прочность социальных связей внутри подобных «групп интересов» зачастую была намного больше, нежели внутрипартийные связи. К концу прошлого – началу нынешнего столетия вполне оформился еще один взгляд на проблему, в соответствии с которым кардинальные сдвиги в процессе образования партий пришлись на время первой парламентской реформы 1832 г. Именно тогда началось реальное размежевание либералов и консерваторов, обыденным делом стала выработка идеологических платформ и организационных структур, захватившая период до середины XIX в.169 В целом период с 1770-х по 1820-е гг. все чаще оценивается как время возрождения и усиливающейся консолидации вигов и тори, переживающих переход от фракций к партиям.170

Исследование политической системы Великобритании первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в. в координатах, предложенных Р. Лахманном в его объяснительной модели внутриэлитного конфликта, предполагает самое пристальное внимание к политической эволюции английского парламента на протяжении «долгого XVIII в». Будучи важнейшим элементом политической системы страны, парламент представлял собой учреждение, где конфликты внутри элиты могли обсуждаться и получить разрешение в рамках текущей политической повестки. Поэтому вопросы, связанные с формированием и функционированием парламента, становлением и развитием парламентской процедуры, а также реформой политического представительства, составили отдельный и весьма насыщенный исследовательскими позициями сюжет в британской историографии.

Парламент и парламентские свободы были и остаются важнейшими составляющими уникальной английской политической культуры. С конца XV в., когда с легкой руки Дж. Фортескью утвердилось представление об особой роли парламента в английской политической системе, парламентские свободы стали едва ли не главным элементом английской политической мифологии.171 В Англии эпохи Тюдоров и Стюартов представление о том, что парламент – явление специфически английское, было общим местом в политической теории и фразеологии. В XIX в. знатоки английского конституционного устройства Т. Бокль и У. Стаббс пытались показать, что английский парламент в последней трети XIX в. выполнял те же функции, что и четыре столетия назад.172 В этом же направлении работали виднейшие представители вигской историографии. Отталкиваясь от триумфа парламента в XIX в., они искали в истории свидетельства прогрессивных изменений, предопределивших такой исход событий.173 Если принять в качестве исходного такой метод исследования, при котором сначала исследуется настоящее, а затем анализируются события прошлого, исходя из предопределенного результата, то выводы окажутся близкими к тем, что получали У. Стаббс и вигские историографы. Куда сложнее обстоит дело при более критическом отношении к рассматриваемой проблеме, оформившемся в современной британской историографии на протяжении последних сорока лет.