Партия тори-консерваторов и «конституционная революция» 1822-1835 гг. в Великобритании

Еще одним направлением ревизии традиционных установок вигской историографии, характерных для рассматриваемого периода, стала история партийно-политической системы Великобритании первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в. С конца 70-х гг. прошлого века, после аргументированных работ Р. Уолкотта в британской историографии преобладает весьма сдержанный взгляд на проблему и убежденность в том, что Славная революция 1688 г. привела не к образованию партий, но лишь дала толчок к структурированию новой политической элиты в форме парламентских фракций. Работы Р. Блейка, Р. Стюарта, Б. Колмана конца 70-х – начала 90-х гг. прошлого века и ряд провокативных статей И. Ньюболда, появившихся до начала двухтысячных гг., склонили общее мнение большинства британских историков к тому, что на протяжении 1770-х - конца 1820-хх гг. происходил постепенный переход от фракций к партиям, а решающим фактором, завершающим этот сложный процесс, стала парламентская реформа 1832 г.

Наконец, в последнее десятилетие XX – первое десятилетие нынешнего столетия в британской историографии конституционной истории и истории партийно-политической системы страны первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в. сложилось еще одно критическое направление. На сей раз очередной ревизии подверглись традиционные вигские представления о рели и месте парламента в политической системе страны на протяжении «долгого XVIII в.». Еще со времен Л. Нэмира концепция все возрастающей роли парламента в управлении страной стала оцениваться с осторожностью, теперь же, благодаря новаторским работам Д. Фишера, принято считать, что в XVIII в. парламент приобрел лишь ряд собственных прерогативных полномочий, тогда как окончательное превращение его в законодательный орган власти, да и то с некоторыми принципиальными оговорками, предопределенными прецедентным характером английского права, произошло лишь в ходе «конституционной революции». Соответственно, в исследованиях Х. Смит подверглись корректировке некоторые представления о роли двора в этот период, и было показано, что в свете последних историографических достижений положение о полной утрате двором политических функций к началу XIX в. кажутся неоправданным преувеличением.

Нетрудно заметить, что описанный историографический ревизионизм, зародившись в 60-е гг. прошлого столетия, не только затронул все основные линии исследования конституционной и политической истории Великобритании первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в., но и поразительным образом совпал по времени с появлением объяснительных концептов и историко-теоретических обобщений, связанных с теорией модернизации. В свою очередь, критика модернизационных теорий, развернувшаяся в 70-80-е гг. прошлого века, хронологически совпадая с расцветом «консервативного ревизионизма», привела к тому, что британские философы истории, вслед за М. Оукшоттом, обратили самое серьезное внимание на роль традиции в модернизирующихся обществах, которая оказалась куда более сложной и противоречивой, чем полагали ранее. Не случайно поэтому, что именно в британской историографии, для которой в принципе характерна убежденность в том, что исторические обобщения возможны лишь на уровне самой высокой абстракции, появилась рациональная теория традиции. Последняя исходит из допущения, что традиция в обществе, какие бы изменения оно не переживало, обязательно наследуется и сохраняется, а само общество не столько модернизируется, сколько переживает процесс трансформации. Возникшие на рубеже веков объяснительные модели социальных порядков Д. Норта и Дж. Уоллиса, а также теория конфликта элит Р. Лахманна, позволили во многом по-новому взглянуть не только на проблему характера и направленности тех конституционных и политических изменений, которые переживала Великобритания первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в., но и определить комплекс факторов, оказывающих влияние на эти изменения. Среди них совершенно особое место занимает английское право, без понимания характерных особенностей которого многие аспекты конституционной эволюции страны, и политической теории, претендующей на объяснение такой эволюции, просто не смогут найти адекватного отражения.