Мартовским погожим днем по приказу командира отряда Василия Губина наш взвод выступил в Протасы, крупное ближнее село. Задание, которое нам предстояло выполнить, было несложным: взять и доставить в штаб отряда местного жителя Григория Вежновца. По некоторым сведениям, этот человек склонял односельчан к переходу на сторону врага, пытаясь организовать в Протасах полицейский гарнизон…
К вечеру добрались мы до села. Разыскав нужную хату, взяли ее в плотное кольцо: Вежновец, как нам стало известно, был вооружен и мог оказать сопротивление. На этот случай возле окон заняли места пулеметчики. С одним из разведчиков, Павлом Федориным, я поднялся на крыльцо. В доме тишина: ни скрипа половиц, ни голосов. Чем-то встретит нас хозяин? Решительно распахнув дверь и миновав сени, мы оказались в просторной крестьянской горнице. Здесь было сумрачно: ставни притворены. Не сразу глаза освоились с полумраком. А когда мы наконец вгляделись, то первое, что заметили, — стволы двух автоматов, направленные из-за печи нам навстречу… «Сейчас начнется!» — мелькнула горячая мысль. Понимая, что укрыться от огня некуда, крикнул, уже готовый нажать на спуск:
— Бросайте оружие! Дом окружен!..
Лишь потом я осознал, насколько опрометчиво мы действовали: ведь времени открыть огонь у наших противников было сколько угодно. Однако автоматы их почему-то молчали.
Напряженную тишину в горнице нарушил взволнованный женский голос:
— Не стреляй, Гришенька! Свои они, партизаны! — От простенка между окнами выступила вперед пожилая седоволосая женщина. Умоляюще выбросив руки, она обращалась уже к нам: — Как же вы так, сыночки мои? Не спросив, не разобравшись что к чему, едва пальбу не начали. Так и от беды недалече!
Из-за печи, опустив оружие, вышли двое. Среднего роста, ладные на вид ребята. Кто же из них Вежновец?
Кое-как успокоив женщину, ставшую между нами, я спросил парней:
— В полицию, значит, народ агитируете? Против своих пошли?
— В полицию? — изумленно переспросил один из них. — Да вы что, шутки шутить пришли?.. Партизаны мы из отряда Павловского…
Мы заколебались. Лица у хлопцев были открытые, честные — не похоже, чтобы врали. Однако поверить им на слово мы конечно же не могли, да и приказ оставался приказом…
— Ну ладно, в штабе все выясним. А сейчас бросайте оружие и одевайтесь: едем в отряд.
Провожая всех нас до калитки, хозяйка дома несколько раз встревоженно повторяла:
— Вы уж только разберитесь с ними как следует. Обязательно, не торопясь. Партизаны они, еще в сорок первом в леса ушли — никого не удержать было… Да и как же иначе, когда такое вокруг творится!
Я твердо пообещал матери, что решение наше будет справедливым.
«Что-то здесь действительно не так! — подумалось мне. — Будь ребята полицейскими, они вели бы себя по-другому: таким ведь терять нечего…»
В тот же день задержанные были доставлены в штаб отряда. Допрос оказался далеко не легким: один из партизан, житель того же села Протасы, уверенно заявил, что Григорий Вежновец и его товарищ — предатели, полицаи.
Никто не знал, что свидетель — провокатор, только потом выяснилось, что этот человек был фашистским лазутчиком, проникшим по их заданию в наши ряды…Словом, обвинение, предъявленное парням, было очень серьезным, и над ними нависла реальная угроза расстрела. Однако решить окончательно их судьбу, не проверив все досконально, мы не могли. Назавтра мне предстояло выехать в отряд Федора Павловского, чтобы выяснить твердо личности арестованных в Протасах.
— Охрану не снимай, пока не разберешься во всем до конца, — приказал Василий Губин. — Головой своей отвечаешь за каждого из них…
На ночь арестованные были помещены в одном из домов Зубаревской Буды, маленькой деревушки, где располагался в те дни штаб нашего отряда. Усиленный караул получил самые строгие указания на случай любой неожиданности.
Едва рассвело, я зашел в хату, где находились Григорий Вежновец и его товарищ. Зашел и не поверил своим глазам: они были не одни. На широком топчане рядом с ними сидела темноволосая смуглая дивчина. Догадавшись, судя по всему, что перед ней один из партизанских командиров, она внимательно и настороженно разглядывала меня.
Я обернулся к часовым:
— Как это понимать? Откуда она здесь?
Растерянно пожав плечами, один из них ответил:
— Так то ж сестричка. Сегодня под утро сделала перевязку нашему раненому и вот сюда зашла…
— И вы пустили? Выходит, коли она медсестра, ей все позволено? А ну, вылазь отсюда!
— Вы не поняли, — тихо сказала девушка. — Я родная сестра Гриши. Мария Вежновец…
— Не сочиняй!
— Правда это, товарищ комиссар, — подтвердил Григорий. — Как узнала она, что увезли меня в отряд Губина, так одна среди ночи через лес пошла — разыскивать нас. Добралась сюда уже под утро, раненому вашему перевязку сделала, а потом часовых уговорила: рядом с братом, сказала, хочу побыть…
— Отчаянная дивчина, — смутился я. — Так значит, ты не медсестра!
— Вы ж все равно не поверите, если скажу, что медицинское училище перед самой войной окончила, — улыбнулась она несмело.