Партизанской тропой Гайдара

...У Скрыпника я прожил несколько дней. Рассказал Василий Иванович о своей непростой судьбе. Об окружении (он находился в Тридцать седьмой армии) под Киевом. Об участии с 1942 года в подполье родного Гайсина. О диковинном звании «лейтенант-автоматчик», полученном в 1943 году в штрафной роте (он находился в ней до первого ранения по нелепому обвинению — «за пребывание на оккупированной врагом территории»). О встречах с Гайдаром осенью сорок первого. О бое у лесопильного завода. О лагере у Прохоровки. О том, что случилось после...

ГЛАВА XLI. «РЕБЯТА, НЕМЦЫ!»

А говорю я это вот к чему... раз и так и эдак конец выходит, то помри ты лучше за что-нибудь, чем ни за что, — помри толком, чтобы от этого красным польза была, а белым вред...

Аркадий Гайдар, «Сережка Чубатов»

ПРЕДАТЕЛЬСКАЯ ТИШИНА

Лагерь близ Прохоровки оставили под вечер, рассудив, что, пока доберутся до Леплявы, будет совсем темно.

Лесная дорога бежала вперед, сворачивая то влево, то вправо.

Партизаны двигались налегке. Каждому предстояло нести на себе не меньше двух-трех пудов, и потому автоматы и винтовки оставили в землянках. Положим, тяжесть от винтовки и не велика, но все-таки неудобно.

Сунули за пазуху по пистолету. Скрыпник, тот не расставался со своим наганом. И прихватили гранаты. В ритм ходьбе лимонки негромко стукались в карманах, да тихонько поскрипывало, раскачиваясь, пустое ведро.

Дорога, еще раз вильнув, выскочила на опушку. Собственно, то была даже не опушка. Просто здесь кончался лес, а в пятнадцати—двадцати метрах отсюда пролегала железнодорожная насыпь.

У самого края ее, слева, чернела будка путевого обходчика — маленькая сараюшка с одностворчатой покатой крышей. В сараюшке хранился инструмент и маленькая тележка на толстых колесах, чтобы обходчик, если ему надо, мог бы инструмент свой по рельсам возить, а не таскать на себе.

Партизаны, выйдя из леса, по привычке остановились и прислушались. Далеко где-то лаяли собаки, но лаяли лениво — ни злости в их лае, ни испуга.

Чтобы сократить путь — до старого лагеря оставалось не меньше десяти километров, — пошли напрямик: через насыпь, мимо каменного дома путевого обходчика. (Дом стоял как раз напротив будки, только по другую сторону железнодорожного полотна.) А там — вдоль беленьких изб наезженной дорогой прямо к хате Степанцов.

Лепляву партизаны знали хорошо. В особенности Гайдар. К тому же у обходчика Сорокопуда они бывали не раз. Но то ли из-за постоянной спешки, то ли просто по небрежности, но получилось так, что никто в свое время бойцам не сказал: живут здесь рядом с каменным домом два полицая.

И партизаны спокойно прошли сначала мимо одной, а потом и мимо другой хаты...

...В доме Степанцов им, как всегда, были рады. Усадили ужинать. И пока товарищи ели, Андриан Алексеевич послал Колю к дяде Игнату. Но ни Игнат Касич, ни Андриан Степанец ничего нового сообщить не могли. После боя в селе были немцы. Походили по избам. Попугали. И вот их уже два дня как нет.

От Тютюнника, который после боя направился с частью отряда к Днепру, вестей тоже не поступало.

Афанасия Федоровна предложила остаться до утра. Отогреться. Это выглядело заманчиво. Но они отказались. Надо было спешить.

Игнат Касич и Андриан Степанец вывели товарищей самым коротким путем к лесу и вернулись.

...На рассвете 26 октября 1941 года пятеро партизан, чуть склонясь под тяжестью заплечных мешков, приближались к Лепляве. Доверху наполненное ведро несли попеременно.

Здесь, в низине, еще стоял густой туман, и он, как дымовой завесой, окутывал партизан, пока им снова, пригорком, не надо было подыматься к хате Степанцов.

Но заходить уже не было времени.

Деревня спала. Пастух не успел еще выгнать последних, пока не отобранных немцами коров. Над трубами появились первые дымки.

Бойцы, прижимаясь к плетням, спешили, насколько позволяла ноша, пройти самую населенную часть деревни, где в случае какой беды негде было даже спрятаться: кругом дома и мало деревьев.

Когда миновали бывший сельсовет, невесть откуда выскочила и залилась собака, готовая, казалось, разбудить всех, кто еще спал. Гайдар поспешно достал из ведра и бросил ей кусок сала. Дворняга умолкла, схватила сало и утащила его прочь.

За домами начинались огороды. За перекопанными огородами — насыпь. Место было со всех сторон открытое, и потому оставалась самая опасная часть пути, где партизан легко мог бы приметить любой, кто невзначай глянул бы в их сторону.

Конечно, по селам бродит немало разного люда, но внимание могли привлечь шинели и одинаковые солдатские мешки.

По крутому склону поднимались почти бегом. Еще два шага по шпалам и рельсам. Спуск — теперь в безопасности.

Прямо на партизан глядела темными своими окнами одинокая хата деда Козуба.

Гайдар в ней бывал.