Партизаны

Андрей еще раз пробежал глазами текст уведомления.

— Серкалова. Слушаю, — раздалось в динамике.

— У меня изъяли сына, — сказал Андрей хрипло.

Он покашлял.

— Представьтесь, пожалуйста, — попросили его.

— Щукин, Андрей Викторович.

— Сын?

— Щукин Артем Андреевич.

— Мне нужен его номер в ювенальном реестре.

Андрей посмотрел в уведомление.

— Номер… — он продиктовал восемь цифр. Потом добавил громче: — Это незаконное изъятие. У нас всего одно предупреждение…

— Успокойтесь, пожалуйста, не кричите, — оборвала его Серкалова. — Разберемся. Повторите последние две цифры.

Андрей повторил, начиная испытывать к женщине на том конце темное, вымораживающее чувство. «Это же ты, ты украла моего ребенка!».

— Сейчас… вижу.

— Что видите?

— Вам было вручено уведомление.

Андрей проглотил в себе нецензурный комментарий.

— И что? — спросил он, поворачиваясь к окну. — У вас не было никакого права. Вы это понимаете? Я могу вызвать полицию.

Женщина вздохнула.

— У вас уведомление на руках?

— Да.

— Там все написано.

— Что там написано? — спросил он. — Что вы можете забрать ребенка?

— Не кричите, — сказала Серкалова. — Я ведь могу вам и предупреждение выписать. Как вы такой нервный будете ребенка воспитывать?

Андрей вжал кулак в подоконник.

— Хорошо, — сказал он. — Что написано в уведомлении?

— А вы почитайте, почитайте, Андрей… э-э… Викторович. Вашего сына всего лишь взяли на углубленное тестирование.

— Я не слепой, — сказал Андрей. — Вы не имели на это права. Среди бела дня…

Ему не хватило воздуха.

— Почему же не имели? — удивилась собеседница. — Это не изъятие, мы имеем полномочия, если подозреваем родителей…

— В чем? — выдохнул Андрей, закипая. — В чем вы все время подозреваете родителей? В том, что они — родители?

— В утаивании от ювенальных органов особенностей обращения с ребенком.

— А мы утаиваем?

— Это мы и хотели бы выяснить, — объяснила Серкалова. — Также есть подозрения, что вы воспитываете его вне принятых ценностей.

— Подозрения?

— Да.

— Доносы теперь служат подозрениями?

— Это не обязательно информационные сообщения от ваших соседей или просто болеющих за ребенка людей. Это могут быть данные расшифровок аудио и видеозаписей. Это могут быть данные психологического анализа.

Горло у Андрея перехватило.

— Верните… — прохрипел он. — Верните Темку.

— Если тестирование не выявит…

Андрея затрясло.

— А вы надеетесь, что выявит? У вас вообще дети есть?

— Сын, взрослый, — спокойно ответила Серкалова. — Мы с ним не общаемся. У него своя жизнь. Я удовлетворила ваше любопытство?

— Я…

Андрей несколько секунд постоял, опустив трубку и унимая желание что-нибудь разбить. Стекло вот в окне.

— Я хочу подать жалобу, — сказал он.

— Это ваше право, — произнесла женщина.

— Жалобу на незаконное изъятие.

— Я же сказала вам, это не изъятие…

— В уведомлении! — закричал Андрей. — Черным — по белому: изъятие!

Несколько секунд Серкалова молчала. Слышалось, как щелкают клавиши. Видимо, женщина сидела у компьютера.

— Эй, — сказал Андрей.

— Я вынесла вам предупреждение, — сказала Серкалова. — Еще раз повысите на меня голос, и наш разговор прекратится. Вам понятно, Андрей Викторович?

— Да.

— Хорошо. Да, там написано про изъятие. Но это всего лишь формулировка. Ваш мальчик…

— Я…

— Не перебивайте! Ваш мальчик просто будет на время помещен в один из центров, где с ним проведут беседу.

— На время?

— Все будет зависеть от результатов беседы.

— А где этот центр? — спросил Андрей.

На том конце раздался смешок.

— Андрей Викторович, вы хотите, чтобы я сказала вам адрес центра, и вы, собрав толпу таких же, как вы, не совсем адекватных родителей, принялись брать здание штурмом? Я еще не выжила из ума.

На душе у Андрея сделалось темно. Он едва не наговорил глупостей не на одну статью, но в последний момент взял себя в руки.

— Я все же хочу подать жалобу.

— Пожалуйста.

— Подавать вам?

— Можете онлайн. Но могу зафиксировать и я, — сказала Серкалова. — Только учтите, что жалоба на ювенальные органы — не лучший способ наладить отношения.

Андрей скрипнул зубами.

— Какие же у нас с вами отношения? Вы у меня сына украли.

— Не бросайтесь, пожалуйста, словами.

— Похоже, вы не понимаете…

— Нет, это вы не понимаете, Андрей Викторович, — произнесла Серкалова. — Мы действуем в рамках европейской практики. Ничего плохого, уверяю вас, с вашим мальчиком не случится. В самом крайнем случае, его определят в приемную семью. У нас есть как местные, так и заграничные претенденты.

— Вот так, да? — с вызовом спросил Андрей. — Претенденты…

— А что вы хотите? — возмутилась женщина. — Воспитание детей не ваша, извините, частная, прерогатива, это теперь государственная обязанность. Государство бешеные деньги, между прочим, на это тратит!

Ох, закричать бы! Кто тратит? Куда тратит? Почему ни он, ни Ника этих бешеных денег ни разу в глаза не видели? От тихого исступления сводило челюсти.

— Хорошо, — сказал Андрей, едва сдерживаясь. — Мы можем его хотя бы увидеть?

— Сына? Нет! Это совершенно исключено, чтобы не было даже попытки давления с вашей стороны. Но если тестирование пройдет успешно, ваш сын будет у вас уже вечером.

— А если нет?