Партизаны

— Я понимаю, но времени у нас мало. Основные кабинеты — на втором этаже. Если это, так сказать, «первая ласточка» временных изъятий для тестирования, то специалистов там будет достаточно, плюс люди из ювенальной комиссии и, наверное, кто-то из федеральных кураторов. В общем, человек шесть или семь. Один — за аппаратурой, один общается с Темкой, задает вопросы, остальные наблюдают по мониторам в соседнем кабинете.

Ника выпрямилась, зажмурилась, сжала кулаки.

— Дядя Саша, зачем им это? — выкрикнула она.

Привалов медленно сложил карту.

— Чтобы всех нас убить, — сказал он. — Разве не ясно? Чтобы мы забыли, что такое семья и что такое дети. С семьи начинается общность, общность делает страну сильной. Разъедини людей на уровне семьи, посыплется и все остальное. Не сразу, конечно, но поколение-другое, и нас можно будет брать тепленькими.

— Далеко загадывают, — выдавил Андрей.

— Именно.

Дядя Саша убрал карту. В руках его появился чистый лист бумаги и простой карандаш. Он посмотрел на Андрея и Нику.

— Вы осознаете, к чему мы готовимся? — спросил он.

Андрей кивнул. Ника взяла его за руку.

— Осознаем! — сказала она.

Дядя Саша несколько секунд раздумывал. На челюсти его обозначились желваки.

— Напомню, — сказал он, — после нашей операции никакого возвращения домой уже не предвидится. Вы, по сути, перейдете на нелегальное положение. Ни квартиры, ни прежней работы. Придется уехать из города. Все документы иметь с собой. Получится снять какие-то сбережения, прошу сделать это в банкомате по дороге. Другого случая не будет. У вас есть где затаиться?

— Да, — сказал Андрей.

— Только не в городе.

— Нет, мы поедем в деревню.

— Да, это хорошо. Карточками не пользоваться, только наличными деньгами. Мы вывезем вас на окраину, там поймаете попутку или возьмете такси. Если будете добираться электричкой или поездом, садитесь на маленькой станции, там не смотрят на ориентировки на детей. Маленько саботируют.

— Нас объявят в розыск? — спросила Ника.

— Негласный, — сказал Гриценко.

— Могут и гласный, — возразил Свечников, сдвигаясь к окну. — Все ж таки похищение ребенка.

— У кого это похищение? — едко поинтересовался Гриценко. — У родителей? Или все же у какой-то «левой» структуры?

— В том-то и дело, что не «левой». Почти государственной. Надгосударственной.

— Ага, тогда пусть объяснят свой киднеппинг среди бела дня!

— Тихо вы! — сказал дядя Саша. — Объявить в розыск, конечно, могут. Но, скорее всего, именно что внутригородской. Или внутриобластной. Дальше придется изобретать на вас какой-нибудь компромат, а это чревато скандалом, как я думаю. Тем более, что им еще надо будет как-то оправдать свои действия.

— С чего им оправдываться? — вздернул руки Гриценко. — Что-то я не помню, чтобы они оправдывались! Это мы почему-то все время оправдываемся. Я оправдывался, когда мою Ленку заметили с царапиной на лбу. Михаил Андреевич вот оправдывался, — показал он кивком на Свечникова, — что его сын как-то не так ходит. А им-то какое дело? Нет, я объяснять должен, как это случилось, и траектории движения по квартире рисовать!

— Я знаю, — сказал дядя Саша.

— Ну и не фиг людей путать!

Гриценко коротким взмахом вытер губы.

— Отвезешь их на своей «хонде» до Малой Тали? — спросил его дядя Саша. — Там и железная дорога, и федеральная трасса, они уж доедут, куда надо.

Гриценко кивнул, успокаиваясь.

— Это-то ладно, — сказал он. — Это без проблем.

— Тогда смотри.

Дядя Саша приложил лист к столу, нарисовал на нем несколько линий. Получился перекресток.

— Это Фучека, — сказал Привалов, поставив точку у одной из линий. — Мы встанем вот здесь, на Каменной. — Он подрисовал квадратик автомобиля в стороне от перекрестка. — Ты встанешь вот здесь.

Острие карандаша уперлось в край листа.

— Это где? — спросил Гриценко.

— Это, кажется, Соловьева, — сказал Андрей.

— Угол Соловьева и Каменной, — пояснил дядя Саша. — От нашей машины будет метров тридцать, стоянка там разрешена. Если не увидишь свободного места, проедешь чуть дальше, но не слишком далеко.

— Понял, — сказал Гриценко.

Привалов посмотрел на Андрея с Никой.

— Вы будете ждать, — сказал он.

— Где? — спросил Андрей.

Дядя Саша кивнул на Гриценко.

— У Максима в машине. В клинику я вас с собой не возьму.

Андрей почувствовал обиду.

— Я тоже хочу, — сказал он.

Он уже представлял, как крадется полутемными коридорами, как скользит мимо слабо освещенных кабинетов, как прячется в нише, забывая дышать и пропуская мимо охранников с фонариками и, возможно, автоматами.

— У тебя нет навыка, Андрей, — сказал дядя Саша.

— Я — за Темкой…

Привалов не дал продолжить.

— Я это понимаю. Но ты, скорее, помешаешь нам с Мишей, чем поможешь. Расположение кабинетов знаешь? А камер? В связке работал? Вырубить человека сможешь?

Андрей, сглотнув, кивнул.

— Вырубить — смогу.

Дядя Саша заглянул ему в глаза.

— Уверен?

— Я возьму молоток.

Справа, от окна, надвинулся Свечников.

— Не убить, Андрей, вырубить, — сказал он.

— Тем более, — добавил Привалов, — чем больше будет народу, тем мы будем заметнее. Мы и вдвоем-то, скорее, попробуем на удачу, хотя и примерялись к этой поликлинике не один раз.