Партизаны Подпольной Луны

- О, благодарствую, благородный хозяин Северуссах, а Гаролусах не будет против?

- Не будет, Куильнэ. И растопи воды на плите, ведро целое, помыться нам надо после всесожжения. Поторопись же.

* * *

* Евангелие от Матфея, 9:29.

Глава 80.

Раб выполнил работу быстро, и Гарри разделся, едва тот пошёл в спальню и прикрыл за собою дверь. Гарри не прикрывался перед Северусом, и тот понял это, как знак выбора Гарри - быть с Северусом, как с братом. Северус тоже разделся и складывал одежду на лавке, как вдруг к его боку прижалось горячее, дрожащее от собственной смелости, уже не девственное, а обласканное им, Севом, тело Поттера.

… Они ограничивались лишь поцелуями - допустить большее в этот день было бы кощунством по отношению к ушедшему из жизни мага, одному из них, да не простого, а стихийного волшебника. Но поцелуи Гарри были исполнены желания хоть как-то притупить боль любимого из-за расколовшейся и уничтоженной половинки его сердца. Поттер понимал, что для того, чтобы занять пустующее время в разделённом надвое сердце Северуса, ему потребуется много усилий. Но он был уверен в своём успехе.

На чём строилась его уверенность? На простой, присущей только Северусу любвеобильности, о которой Поттер уже знал. Значит, время и он, Гарри, вскоре вместе залечат сердечную потерю Северуса. Тому поможет и сама природа любимого: страстная, упорная, требующая своей доли любви. А с кого же её теперь требовать, как не с Гарри? Куотриуса, составлявшего прекрасный дуэт с Северусом, больше нет, значит, остаётся только Гарри.

Лишь раз за время мытья вперемежку с терпкими, сладчайшими, отчаянными поцелуями Северуса, искавшего утешения и забвения в горьких прикосновениях Гарри к своим губам и находящего хоть какую-то отдушину переполняющей его скорби, они хотя бы немного поговорили:

- Может, всё же свести шрамы с тела твоего прекрасного, о Гарри мой Гарри, дабы стал ты прекраснее ещё?

- О, нет, Северус, любовь моя, прошу тебя, не нужно. Сие на память мне о времени этом. На память вечную, дабы не случилось так, что забуду я вдруг всё, что было здесь, нашу любовь, Куотриуса погубившую. Дабы не расстаться с тобою во времени «нашем». Дабы вспомнить всё, едва лишь взглянув на тело своё.

- Ибо менее всего хотел бы я расстаться с тобою, будь тебе хоть сто лет или даже больше, - горько пошутил Гарри.

И Северус улыбнулся. Впервые со времени обнаружения останков Квотриуса, да, так скоро. Но улыбнулся он, скорее, наивности «юноши нежного», молодого Гарри, хотя Квотриусу едва лишь исполнилось двадцать два в мартиусе, и стал он ровесником Гарри. Стал, да ненадолго.

При мысли об убившем себя Квотриусе, а в его намерении умереть не было никакого сомнения, просто он встал под шатающийся валун, не закреплённый ещё цементом, который в «этом» времени изобрёл именно Квотриус, на глаза Снейпа вновь навернулись слёзы. Но он шумно вдохнул и выдохнул несколько раз подряд, успокаивая себя сам.

Лишь после позволил он Гарри выпить выступившие слезинки, удивляясь про себя той же нежности, каковой обладал, казалось, не один Квотриус на всём белом свете, во всех временах, нежности, с которой Гарри его Гарри поцеловал его закрытые глаза, предоставленные для изысканной ласки век. Сам Северус с Квотриусом любил эту ласку едва лишь немного менее, нежели остальные, много более страстные, но не такие… проникновенные, доверительные. И Гарри его Гарри понял, прочувствовал, не зная по себе, каково это, когда тебя целуют в веки, что нужно лобзание, именно в это, такое необычное место.

- Но понял же! Поцеловал веко за веком, нежно, только одному ему присущими поцелуями - полу-порханиями. А для этой ласки нужны именно такие поцелуи. Оказывается, Гарри знает и иные лобзания, более страстные, так отчего же ночью сей не показал он знания своего, лишь печалуя меня неуклюжестью и неумелостью, бесстрастностью и испугом своими?

Неужели умение сие передалось ему от Квотриуса? Нет, не может быть, дабы дух брата возлюбленного моего вселился в тело ненавистного ему Гарри моего Гарри.