Партизаны Подпольной Луны

Так, что саксонские законы Доброй Воли можно было посчитать детством по сравнению даже со сказками, «кои на ночь рассказывают» немецким отпрыскам благородных семей в десятом - двенадцатом веках, времени расцвета Империи.

Разумеется, в «Хронике удивительных историй» речь шла о благородном сословии. Не о крестьянских же, ещё совсем варварских поверьях писать! Не по грязным, полуразваленным дворам ходить в поисках сказок! Хотя… Монахи-миссионеры бродили же от одного нищенского подворья в деревне к другому, обращая в католичество, к тому времени уже развитую религию, поганых простецов. Могли и о сказках что-то узнать. Теперь-то в этом уже не разберёшься.

Северус мыслил вяло от хронического недосыпания с тех самых пор, как они водворились у саксов. Да и в Сибелиуме, в родном его в «этом» времени доме, хоть ночами он спал, греясь о толстый бочок жены, утра были неспокойными, но полными любви… любви с родным, возлюбленным паче меры Квотриусом. Светом его бытия, основой основ своих, биением сердца живого, лампадой разума, светочем души, цветком наипрекраснейшим, в сердце расцветшим и подаренным возлюбленному, хотя бы образом своим, коий тот принял и узнал, что есть на свете цветы столь диковинные, как орхидеи полуденно-восходные.

Северус незаметно для себя беззвучно заплакал, но Гарри его Гарри тотчас обнял любимого, прижал к неширокой, но и не очень узкой, юношеской груди, щекоча его лицо курчавыми, жёсткими волосками, и поцеловал. Да так крепко, что одурманенный горьким поцелуем Поттера, Снейп провалился в спокойный, глубокий сон.

И Храпунцель уже не мешал ему, он спал и видел сны, среди которых один запомнился ему в момент просыпания. Проснувшись же окончательно, профессор начисто забыл его, как часто случается, но осталось чувство всеобъемлющей тревоги за раненого сегодня валуном Гарри.

А сон был таковым:

- Я с Гарри заколдовываю только что построенный Запретный Коридор, необходимый нам, чтобы его магией оказаться в веке двадцать первом, просто улёгшись спать в нём, а проснуться уже в «своём» времени. Я сам придумал этот метод, когда вода из ручейка перенесла нас из жаркого, августовского Сибелиума обратно в Хогвартс. Да, это я умный такой.

И вот мы просыпаемся, а навстречу спешит Ремус с Lumos maximа на конце волшебной палочки. Мы с Гарри глядим друг на друга недоумевающе. А почему нас разыскивает Люпин, а не господин Директор? А Рем, увидев наше, не к добру, странное замешательство, и говорит:

- Я теперь Директор Хогвартса. Альбус Дамблдор скончался от спазма сосудов в начале января прошлого года.

- А какой сейчас год, Рем?

Спрашиваю я, нисколько не удивившись такой потрясающей новости.

Две тысячи четвёртый, конец марта. Так что, уж больше года директорствую. Я не оборотень больше, Сев, меня спасла моя жена Луна, да, та самая затворница профессор Лавгуд. Теперь она…

- Расскажи лучше, почему мне приснилось однажды, что мы с тобою в Азкабане, да с нами ещё пара тех оборотней, которые на Гриммо скрываются, а выручает нас Гарри?

Я уж молчу о том, что Гарри приснился мне голым. Нечего женатому мужчине знать о моей связи с Поттером. Да и была ли она? Может, мне приснилось всё это? Вон, Гарри мой Гарри сторонится меня, зелёные, широко распахнутые глаза его поблёскивают в свете огонька на конце моей, востребованной-таки волшебной палочки. Он явно ничего не понимает и… не помнит.