А Гарри каждое утро в Некитахусе, просыпаясь одиноким, даже не целованным, вспоминал свой сон из рабской жизни, как он оказался в Хогвартсе, не этом Хогвартесе, а том, настоящем, из «прошлой» жизни, и там его обнимает, гладит по длинному хвосту волос и горячо целует Северус. Поттер находил утешение в этом, как ему казалось, вещем сне о своём будущем, счастливой жизни с любимым там, в «их» времени. И, хоть Северус сулил им разлуку в будущем, Гарри никак не хотел верить в это, но уповал на свой сон. Во снах ведь люди и вправду могут проникнуть даже в будущее, не разумом, а… каким-то шестым чувством, наверное.
Поттер знать не знал о ни о каких маггловских теориях, потому и верил в какой-то сон, лишь порождение его желаний, ожиданий и надежд. Так было ещё в то время, когда он называл любое помещение, большое, маленькое или очень маленькое (большое) «х`нарых`", не зная иных слов, кроме нескольких фраз по-англски, и говорил на ущербной, рабской версии и без того бедного языка х`васынскх`.
Даже в Сибелиуме, слегка усвоив латынь, когда был он ещё невинным, как мальчик, в присутствии Господина дома его неожиданно охватывала мелкая дрожь, по телу прокатывалась волна мурашек и становилось так незабываемо… сладко, хорошо, словно в предвкушении чего-то прекрасного, что вот прямо сейчас сотворит с ним, Гарри, тот, в кого он был по уши влюблён и мечтал лишь прикоснуться к его бледной щеке губами. Но Гарри знал, что скорее небо упадёт на землю, чем Северус позволит такое.
Но небо не упало, когда Северус впервые поцеловал его, Гарри, в запёкшиеся от вожделения и долгого ожидания у дверей спальни Господина дома, губы, невинно так и… обольстительно. А после были и поцелуи, и шлепки по заду, отчего-то в то время нравившиеся Гарри. О, это было так возбуждающе, что Гарри каждый раз кончал от ласк Северуса, прижатый к нему, вжатый в него, прямо на подол его туники. Но как же давно это было! Аж в прошлом году…
Потому-то, получив неожиданно в ответ на свою просьбу, давно ожидаемый поцелуй, такой не бывало прекрасный, при всех, что самое необыкновенное, он и решил, что это всё, что может дать ему Северус, обуреваемый беспрестанной любовью к Квотриусу. Ведь к Гарри его любимый не приходил перед этим долго, целых пять дней, почти неделю. От того-то и принялся совсем глупый Гарри, только превращающийся из «цивилизованного» дикаря в человека, биться головой о шероховатую стену в тот страшный день, когда получил «прощальный» поцелуй любимого.
Вся эта череда событий пронеслась тучей бешеных гарпий в голове Гарри перед тем, как он дал согласие овладеть любимым, раз уж желание Северуса так очевидно.
- Разденься, о Северус, на солнечной поляне сей превелико тепло от лучей солнечных, кои согрели землю так, что можно, не боясь простуд никоих, на холм сей прекрасный улечься.
- Не довольно ль будет тебе, о Гарри мой Гарри, ежели только задеру я подолы туник своих?
- Да разве можно сие, сойтись нам в одеяниях, кои помешают нам ласкать тела друг друга?
- О, за отличную латынь твою пойду я на сие лишь.
Снейп снова покривил душою, говоря, что вознаграждает лишь любовника. Воздух и впрямь был основательно прогрет, а на верхушке холма земля действительно сухая. Букетик отвалился от снятой верхней туники, рассыпавшись под ноги Северусу маленьким, цветным, живописным ковром. Снейп отчего-то пожалел цветы и начал вновь собирать их, когда Гарри нетерпеливо воскликнул:
- О Северус мой, единственный, коий был и да будет в жизни моей! Наберу я цветов новых тебе, ежели будет на то желание твоё! Мириады цветов всеразличных соберу, и все их положу к ногам твоим! Ковёр обширный из цветов положу я под стопы твои узкие, прекрасные, ибо месяц цветения, майус весёлый, настанет вскоре!
Иди же ко мне скорее, да сними и тунику вторую, дабы наг был ты, как я, весь пред тобою. И не смущаюсь я наготы своей, о Северус, птица моя непокорная, своевольная, ворон священный, каковым почитался он у х`васынскх`. Птица столь мудрая, что ни один из воинов Людей, зовущих себя Истинными, Миром Правящими, не убил ворона за всю бытность мою рабом, хотя птиц подстреливали они во множестве и питались ими. Даже соколов стреляли они, на ворона же священного руку не посмели поднять.
Иди ко мне! Поцелуями и ласками нежнейшими сначала покрою я всего тебя, лишь после в распалённого войду!
Иди скорее! Уж заждался тебя я!
Гарри мигом спустился с холма и кончил наскоро. Хотел Поттер, чтобы долгим, насколько сможет он сдержаться, стало соитие чудесное с любимым до безумия Северусом.
Как же хорошо, что Северус многомудрый научил Гарри, ничтожного раба, изъясняться на столь образной, богатой метафорами и эпитетами латыни высокорожденных патрициев! А уж как глупый Гарри не желал учить язык сей благородный! И всё же выучился.